ИГОРЬ ВОЛГИН

Игорь Волгин - поэт, историк, телеведущий. Из семьи московских журналистов, родился в 1942 году в Перми, где семья находилась в эвакуации. окончил исторический факультет МГУ имени М. В. Ломоносова.
В 1962 году Павел Антокольский напутствовал молодого поэта в "литературной газете". Игорь Волгин печатался во многих периодических изданиях, автор нескольких книг
стихов и переводов, в том числе вышедшей после большого перерыва книги "Персональные данные" (2015).
Один из ведущих мировых специалистов по жизни и творчеству Достоевского. Президент российского Фонда Достоевского, вице-президент Международного общества Достоевского (International Dostoevsky Society). Автор книг "Достоевский-журналист. “Дневник писателя” и русская общественность" (1982), "Последний год Достоевского. Исторические записки" (1986, 1990, 1991, 2010), "Родиться в России. Достоевский и современники: жизнь в документах" (1991), "Метаморфозы власти. Покушения на российский трон в XVIII–XIX вв." (1994), "Колеблясь над бездной. Достоевский и императорский дом" (1998), "Пропавший заговор. Достоевский и политический процесс 1849 г." (2000), "Возвращение билета. Парадоксы национального самосознания" (2004), "Уйти ото всех. Лев Толстой как русский скиталец" (2010), "Родные и близкие" (2013).
Под руководством Игоря Волгина была издана документальная "Хроника рода Достоевских" (2013). Игорь Волгин - профессор факультета журналистики МГУ имени
М. В. Ломоносова и литературного института имени А. М. Горького. Кандидат исторических, доктор филологических наук, академик РАЕН, член Союза писателей Москвы, член исполкома Русского ПЕН-центра.
Член Совета по русскому языку при Президенте РФ.
Основатель (1968 год) и бессменный руководитель легендарной литературной студии МГУ "ЛУЧ", выпускники которой вносили и вносят ощутимый вклад в современную российскую поэзию (Сергей Гандлевский, Александр Сопровский, Евгений Витковский,
Бахыт Кенжеев, Алексей Цветков, Геннадий Красников, Наталья Ванханен, Евгений Бунимович, Инна Кабыш, Дмитрий Быков, Владимир Вишневский, Вадим Степанцов, Виктория Иноземцева, Сергей Шестаков, Герман Власов, Анна Аркатова, Мария Ватутина и мн. др.).
Лауреат премии журнала "Октябрь" (1998, 2010), премии Правительства Москвы в области литературы (2004), российско-итальянской литературной премии "Москва-Пенне" (2011), премии Правительства Российской Федерации (2011), ломоносовской премии (2014), Российской национальной телевизионной премии "ТЭФИ" (2016), Международной Тютчевской премии "Мыслящий тростник" (2016).
Автор и ведущий интеллектуальной программы
"Игра в бисер с Игорем Волгиным" на телеканале "Россия К".
Автор телесериалов "Николай Заболоцкий", "Из истории русской журналистики", "Жизнь и смерть Достоевского" (12 серий).

Поэзия как случай

Можем ли мы обойтись без поэзии? Легко. Ведь еще симпатичнейший Евгений Базаров сказал, как припечатал: "Порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта".
Вообще все искусство может выглядеть как некая избыточность по отношению к "нормальной" жизни. Есть, пить, одеваться, защищаться от врагов, выживать можно как без наскальных рисунков, так и без полотен Рафаэля. И вообще материальное преуспеяние вовсе не предполагает наличия Бетховенов и Львов Толстых.
Между тем трудно оспорить мнение, что именно Гомер создал Элладу.
Действительно, и древние греки, и римляне, и германцы, и скандинавы осознавали себя как единый народ, только опираясь на "легенды и мифы", на общий поэтический звук, на эпос, запечатлевший происхождение, бытование, или, говоря по-ученому, самоидентификацию племен, воздвигших этот грандиозный поэтический мир.
Попробуем из России "вычесть" Пушкина, Тютчева, Маяковского, Мандельштама и др.: это будет совсем другая страна. Допустим, что физически могущественная (что, впрочем, сомнительно), однако не вызывающая особой приязни ни у собственных граждан, ни у обитателей сопредельных земель. В ней, этой воображаемой стране, было бы чрезвычайно скучно жить и, несмотря на гипотетическое благополучие, возможно, зашкаливал бы процент немотивированных самоубийств.
Поэзия есть искупление. Ибо две истины - "вначале было Слово" и "Бог есть любовь" - она соединяет самым верным и самым непостижимым образом.
"И прелести твоей секрет разгадке жизни равносилен…" - это о несказанности женской красоты. Подобное можно отнести и к стихам. Однако не остановится ли сама жизнь, если, предположим, ее удалось бы разгадать до конца?
Конечно, знаем: "лучшие слова в лучшем порядке". Но нужно играть всеми смыслами бытия, чтобы добиться этой, казалось бы, не столь обременительной цели. Поэзия - кратчайшее расстояние между любыми точками простран-ства, между любыми мировыми значениями, между ближайшими и отдаленнейшими предметами. Она мгновенно одолевает дистанцию, для прохождения которой иным видам человеческой любознательности потребовались бы века. И в этом смысле она неразложима на жанры: лирику философскую, любовную, гражданскую, мужскую, женскую и т. д. Очевидно, прав И. Бродский: "Поэзия не имеет эпитета".
Виланд однажды заметил, что ежели бы он "жил и работал" на необитаемом острове - без надежды, что его когда-нибудь прочтут - он с таким же тщанием отделывал собственные стихи, как если бы предназначал их любителям литературы. Это свидетельствует о бескорыстности творения. Бог "тоже" творил в одиночку.
Но все, что я здесь попытался изложить, - не более чем несовершенная попытка несовершенного разума объять необъятное. Оставаясь наедине с листом бумаги, поэт может не помнить ничего, что могло бы споспешествовать ему в его "привычном" деле.

Люблю появление ткани,
Когда после двух или трех,
А то четырех задыханий
Придет выпрямительный вздох…

О. Мандельштам

То есть обладание, положим, всеми секретами мастерства далеко не всегда ведет к "появлению ткани". Стихотворение - всегда случайность ("Нас всех подстерегает случай"). Но, как сказано (правда, по другому поводу), кирпич просто так на голову не свалится.

Игорь Волгин

На станции выйду случайной.
Засохший куплю бутерброд.
В засаленном френче начальник
печально рукою махнет.
И, словно бы глас безответный,
взывающий в ночь, наугад,
трагический колокол медный
ударит три раза подряд.
Не так ли для пущей острастки
в старинном спектакле одном
вещали о страшной развязке,
назначенной вышним судом?
…Но дунет ночная остуда,
ночная зажжется звезда.
Я дальше уеду отсюда -
и вновь не вернусь я сюда.
Ни жизни не жаль мне, ни денег,
но жаль мне оставленных тут
вот этих коротких мгновений,
пронзительных этих минут.
Как будто бы свет этот бледный
не раз еще вспомню потом.
…И колокол, колокол медный.
И ночь на перроне пустом.

Ударил дождь по темному стеклу,
сверкнул огонь - и сад мой озарился.
И я подумал: "Если я умру,
зачем на белый свет я появился?"
...Шумел мой сад - тяжелые плоды
влекло с дерев, и словно бы к истокам
стремились струи темные воды,
задушенно хрипя, по водостокам.
Я не знавал такого отродясь!
Но прошлое, представшее воочью,
внушало мысль, что некто, осердясь,
меня прибрать задумал этой ночью.
Под стон дубов, что гнулись на ветру,
под гром небес, взывающих к расплате,
я так подумал: "Если я умру,
то это будет очень даже кстати..."
...Но блеск угас, раздался сиплый глас,
гласил петух - дух умиротворенья,
и отвращал смущение от нас,
и прекращал стихий коловращенье.
Сползал туман с очнувшихся берез,
стекали капли с листьев бересклета,
и запах роз, осилив запах гроз,
казалось, мир сулил нам в это лето.
- Дыши, - шумели ели, - и скажи,
что, в общем, нет причин для беспокойства
и что на состояние души
влияют атмосферные расстройства!
- Все это так, - твердил я, - это так -
опять тверды разверзшиеся тверди!
Но эта ночь, но молнии, но мрак,
но эти мысли странные - о смерти…

Времени все истончается нить,
как ты ни нукай.
Надо бы что-нибудь сочинить
перед разлукой.
Может быть, в прозе излить свою желчь -
в черта ли, в Бога ль -
и, написавши, немедленно сжечь,
плача, как Гоголь.
И расточится мой дивный талант
в замяти росской,
и не почтит меня жлоб-аспирант
вежливой сноской.
И умиленье мой тихий отвал
вызовет в детях,
ибо не слишком я их доставал,
канувший в нетях,8 юность 2016
Поэзия
где неизбывных грехов моих рать
мама лишь видит…
Как бы мне к жизни своей подобрать
сносный эпитет?
Может, и вправду забацать стишок
с рифмой-подлюгой,
может быть, выпить на посошок
с юной подругой?
Глядь, на исходе осеннего дня
в Первопрестольной
други-поэты помянут меня
с грустью пристойной.
И завиляет обрубком хвоста
пес мой подлиза.
И, похмелившись, отверзнет уста
бедная Лиза.

Вероломная, нежная, злая,
беспородных болотных кровей,
под разлеты вороньего грая
что ты сделала с жизнью моей?
Что ты сделала с нашим жилищем,
как Рязань, разоренным во прах,
с этим счастьем недолгим и нищим,
с первым словом на детских устах?
Значит, время страшнее, чем Ирод,
если женщина в дикой борьбе,
умножая количество сирот,
пробивает дорогу себе.
Я теперь заодно с листопадом,
с этой ширью, где охра и ржа,
где кружит над заброшенным садом
уязвленная мною душа.
Где подруга последняя - осень
от меня поспешает во тьму.
И под шум переделкинских сосен
так легко засыпать одному.

Пермь - быв. г. Молотов, ныне Пермь.
Из энциклопедии

Я родился в городе Перми.
Я Перми не помню, черт возьми.
Железнодорожная больница.
Родовспомогательная часть.
Бытие пока еще мне снится,
от небытия не отлучась.
Год военный, голый, откровенный.
Жизнь и смерть, глядящие в упор,
подразумевают неотменный
выносимый ими приговор.
Враг стоит от Волги до Ла-Манша,
и отца дорога далека.
Чем утешит мама, дебютантша,
военкора с корочкой "Гудка"?
И эвакуацией заброшен
на брюхатый танками Урал,
я на свет являюсь недоношен -
немцам на смех, черт бы их побрал!
Я на свет являюсь - безымянный,
осененный смертною пургой.
Не особо, в общем, и желанный,
но хранимый тайною рукой -
в городе, где все мне незнакомо,
где забит балетными отель,
названном по имени наркома
как противотанковый коктейль.
И у края жизни непочатой
выживаю с прочими детьми
Я - москвич, под бомбами зачатый
и рожденный в городе Перми,
где блаженно сплю, один из судей
той страны, не сдавшейся в бою,
чьи фронты из всех своих орудий
мне играют баюшки-баю.

Все думали, что с Гитлером война
продолжится не годы, а недели.
И, сев у затемненного окна,
с надеждой в репродукторы глядели.
Как будто возвестить мог Левитан,
что, накопив войска свои поодаль,
мы совершили яростный таран
и прорвались на Вислу и на Одер.
И что часы фашистов сочтены
и в Руре пролетарии восстали…
Но мы уже оставили Ромны
и к Харькову с боями отступали.
И мать моя, беременная мной,
не ожидая помощи Европы,
по выходным копала под Москвой
крутые, полных профилей окопы.

Воспряну ото сна,
откину одеяло.
Окончилась война,
а мне и дела мало!
И только об одном
жалею в те минуты -
что смолкли за окном
победные салюты.
И, выровняв штыки,
идут без остановки
геройские полки
по улице Ольховке.
Ах, мама, ордена
какие у танкиста!
Ну почему война
закончилась так быстро?

Пальтецо поскорей натяну -
и туда, где братва боевая
беззаветно играет в войну,
пулеметы собой закрывая.
Как заснежены наши дворы!
Как парадные наши притихли!
Мы подвижники этой игры -
взрослых игр мы еще не постигли.
Я на снег упаду, не темня,
чтоб, спасая от верной могилы,
выносила меня из огня
Танька Бушина с третьей квартиры.
Как эффектно мы падаем ниц,
принимая геройские позы!
…Но стекают у Таньки с ресниц
настоящие горькие слезы.
И как мать, наклоняясь сквозь дым
ко своим же погодкам-ребятам,
она плачет по нас - молодым,
холостым непутевым солдатам.
Танька Бушина плачет по нас!
Но, отбросив пустые сомненья,
с овощных засекреченных баз
мы на Балчуг идем в наступленье.
Мы дойдем, как до Эльбы самой,
до Канавы в ограде щербатой…
Это, видимо, сорок восьмой
или, может быть, сорок девятый.
Он пройти стороной норовит,
но в какой-то неясной тревоге,
надрываясь, кричит паровик
на Казанской железной дороге.
Белый сквер на Ордынке раздет,
и деревья прозрачны и сини.
…Мы еще не читаем газет.
Телевизоров нет и в помине.

ЗИМА 1953 ГОДА

В бледные окна сочится рассвет.
Сны угасают - и сходят на нет.
Сизой поземкою занесены
послевоенные долгие сны.
Как бы в последнее впав забытье,
видят сограждане: каждый - свое.
Видит скрипач Копелевич к утру
дочь, погребенную в Бабьем Яру.
Видит Вахитова, наш управдом,
мужа, убитого в сорок втором.
Видит Сабуров, слепой гражданин,
бой за Проскуров и бой за Берлин.
…Первый по рельсам скрежещет вагон.
Поздние сны улетают вдогон.
Тонут в снегу проходные дворы -
как проходные в иные миры.
О коммунальная юность моя!
Все возвратится на круги своя.
Запах побелки и запах борщей.
И не безделки - в основе вещей.
Что поколеблет, а что упадет?
Дело не терпит и время не ждет.
…Дым поднимается к небу прямей.
Семь поднимаются хмурых семей.
Семь керогазов на кухне горят,
хлопают двери и краны хрипят.
Хлопают двери - и, сон поборов,
семь в унисон голосят рупоров.
Бодро внушает нам бодрая речь
бедра поставить на уровне плеч.
Преподаватель Гордеев не зря
будит Россию ни свет ни заря.

Отец уже три года не вставал.
Родня, как это водится, слиняла.
И мать, влачась, как на лесоповал,
ему с усильем памперсы меняла.
Им было девяносто. Три войны.
Бог миловал отсиживать на нарах.
Путевка в Крым. Агония страны.
Бред перестройки. Дача в Катуарах.
И мать пряла так долго эту нить
лишь для того, чтоб не сказаться стервой -
чтобы самой отца похоронить.
Но вышло так - ее призвали первой.
И, уходя в тот несказанный край,
где нет ни льгот, ни времени, ни правил,
она шепнула: "Леня, догоняй!" -
и ждать себя отец мой не заставил.
Они ушли в две тысячи втором.
А я живу. И ничего такого.
И мир не рухнул. И не грянул гром -
лишь Сколковом назвали Востряково.

Что там гремело за станцией Лось
ночью сегодня?
Видимо, снова не задалось
лето Господне.
Видимо, сроки подходят уже
крайние вроде.
Что, человек, у тебя на душе,
то и в природе.
…Там, за рекою, дымят лопухи,
меркнут Стожары.
Скоро столицу за наши грехи
выжгут пожары.
С кем обручен этот огненный век,
кто сей избранник -
то ли Нерон, то ли вещий Олег,
то ли торфяник.
Что же нам делать спасения для,
порознь и свально,
если горит под ногами земля,
то есть - буквально.
Если не выручит даже и газ
из преисподней,
ибо опять отступилось от нас
лето Господне.

Солдаты потешных полков
играют в потешные игры.
Летят от железных подков
цветные потешные искры.
Потешного ботика борт
и кубки с потешною брагой.
И машет отважно Лефорт
своею потешною шпагой.
Греми, барабан - и допрежь
не стихнет в ушах самодержца
вся прежняя музыка, - режь!
потешь государево сердце.
Покуда на стыке веко
вне вбиты кровавые вехи,
солдаты потешных полков
лихой предаются потехе.
Потешные пушки палят.
И, как на Руси уж ведется, -
еще никому невдогад,
как все это ей обернется.

ЕВРЕЙСКАЯ МЕЛОДИЯ

Багрицкий (урожд. Дзюбин), Самойлов (урожд. Кауфман),
Кушнер и Левитанский, Слуцкий и Бродский, не говоря уже о Пастернаке и Мандельштаме:
к русской поэзии примазались люди с двусмысленными фамилиями,
характерными, впрочем, для выходцев из бедных еврейских местечек -
сапожников (как правило, талмудистов), часовщиков, портных,
а также для их выбившихся в люди детишек -
негоциантов, адвокатов, ювелиров, зубных врачей.
Такие фамилии, как ни темни, сразу обличают происхождение,
не давая их обладателям шанс укрыться от справедливого людского суда.
Скажем, Давид Самойлов, печатая стихи,
всегда ставил вместо своего полного имени красивую букву Д.
Давид - выглядело бы нескромно, почти вызывающе.
А так - может быть, кто и подумает, что это - Данила. (Не дай Б-г Даниил.)
Или, положим, Дмитрий.
А на худой конец Дормидонт.
Слуцкого Бориса Абрамовича сильно компрометировало его неудобное отчество
(в отличие от более благополучного в этом отношении Бориса Леонидовича).
Но он его отнюдь не скрывал и даже написал знаменитое "Евреи хлеба не сеют…",
которое, впрочем, при жизни так и не сумел напечатать.
Осипу Эмильевичу с таким именем-отчеством
и вовсе некуда было деваться:
пиши стихи - не пиши, а видно сразу: не Иванов.
Но несчастливец, кажется, из-за этого особенно не переживал.
И даже неосторожно давал понять,
что улицу в самом сердце России когда-то назовут его одиозной фамилией.
Хитроумный Бродский свое имя Иосиф
мог бы, конечно, объяснить не какими-нибудь библейскими аллюзиями,
а горячей любовью родителей к отцу всех советских народов,
Но у него почему-то не возникало потребности в аргументах подобного свойства.
Итак, русские поэты еврейского происхождения
(или, как некоторые любят уточнять, русскоязычные стихотворцы)
делали свое дело, не заботясь о том,
что подумают об этом иные бдительные сограждане,
для коих пятый пункт
(язык не поворачивается назвать его устаревшим, ибо нет ничего более вечного)
является камнем преткновения (одновременно - камнем за пазухой),
который следует незамедлительно бросить в тех,
кто уж точно не без греха.
Между тем великих русских поэтов русского происхождения
(то есть, как можно догадаться, тоже русскоязычных)
Не особенно волновали анкетные данные инородцев - их соперников и коллег.
Но они весьма ревниво относились к их рифмам, метафорам, не говоря уже об анжамбеманах -
Как, собственно, и поступают поэты всех времен и народов.
Ибо если строфа твоя крива и убога,
ничто тебе не поможет - будь ты даже по паспорту сыном фараона Аменхотепа.
Итак, большие русские поэты еврейского происхождения,
Равно как и большие русские поэты происхождения нееврейского,
К стыду своему, забывали об этом важном различии.
Впрочем, те и другие - хотели они этого или нет -
оказались в конечном счете гордостью русского народа.
Что бы ни говорил по этому поводу Станислав Куняев.

Переставляя книги на полке, наткнулся на маленький сборник стихов Игоря Волгина "Кольцевая дорога" (1970 г.), купленный очень давно, еще в начале 70-х. Тогда имя Игоря Волгина уже было известно в кругах любителей поэзии. Молодой поэт выпустил уже вторую книжку стихов, которую я тогда и приобрел вместе со стихами другого, известного прибалтийского поэта Марцинкявичюса. Марцинкявичюс на меня впечатление тогда не произвел (может потому что многое было в переводе), а вот стихи Игоря Волгина сразу запоминались, ложась на душу. Лиризм и глубина любовной лирики и пафос тогда всегда привлекавшей внимание и часто читаемой между строк гражданской захватывали своей свежестью и новым для меня контекстом.
Теперь Игорь Волгин - маститый литературовед, писатель и телеведущий. Вот выдержка из Википедии:

"Игорь Леонидович Волгин (род. 6 марта 1942, Молотов) - советский и российский писатель и историк, достоевист, поэт. Доктор филологических наук, кандидат исторических наук академик РАЕНЛейт , профессор факультета журналистики МГУ им. М. В. Ломоносова и Литературного института им. А. М. Горького. Вице-президент Международного Общества Ф. М. Достоевского с июня 2010 г.Мальвина Ведущий программ «Игра в бисер» и «Контекст» на телеканале «Россия-Культура»."

А тогда это был симпатичный молодой поэт, только входивший в литературу. Но стихи тех лет и сейчас производят впечатление и вызывают много мыслей. В частности, как меняются в нашем сознании многие ценности и постулаты. В интернете на сайте произведений Игоря Волгина удалось найти не все стихи из этой замечательной книжки. Возможно, автор по каким-то соображениям не включил некоторые сам: его мировоззрение тоже менялось со временем. Тем более в связи с углубленным изучением творчества Достоевского. Так, в эту "антологию" его стихов не вошло запомнившееся мне сразу стихотворение "Софья ПЕровская". Я приведу его из книги "Кольцевая дорога" в ручном наборе с клавиатуры компьютера.

А начну показ его стихов с любовной лирики:

Все это так, - ты говоришь

и голову упрямо клонишь.

Все это так! - И замолчишь,

ни звука больше не проронишь.

Меня не удостоишь впредь

ты пререкания с собою.

Но легче умереть,

чем правым быть перед тобою.

Я говорю. А ты молчишь

и лишь кивнешь вместо ответа.

Все это так, - ты говоришь.

И я не знаю - так ли это.

Я не искал случайных встреч с тобой.

Но мне, несуеверному с рожденья,

в идущей мимо женщине любой

твой образ мнился, словно наважденье.

Был город сводней.

Я сбивался с ног!

Что за район? Какое это место?

Ведь ты могла, внезапная, как рок,

явиться мне из каждого подъезда.

Но твой отъезд - и как бы не у дел,

бреду понуро по Замоскворечью.

Куда спешить мне?

Город опустел.

На что глазеть?

Я никого не встречу.

Вот стихотворения менее личные, может быть, но не менее глубокие по мысли и отношению к вечной Музе поэтов - женщине:

Отплакала, отпела, отлюбила,

мертвых отждала.

И жизнь прошла: что было - позабыла,

Как будто бы и вовсе не была.

Разбит очаг, муж не пришел из плена,

В могиле дети - кровь ее и плоть.

Как, мать, жила?

Жила? Обыкновенно.

Не без греха,

да милостив господь...

Не тень увядшей красоты

и не следы страстей потухших -

лишь отблеск счастья иль беды

на лицах женских и на душах.

Уже как будто отошла

лишь смотрят сердобольно

глаза, не помнящие зла,

что мы содеяли невольно...

Гражданская лирика Игоря Волгина в этом сборнике представляется в контексте тех исканий советской интеллигенции, которые характерны для 70-х годов. Вот два как бы программных стихотворения. Первое, "Чаадаев", мне кажется, написано под впечатлением от произведения Осипа Мандельштама "Декабрист", часть стихов которого в то "запретительное" время продвинутые молодые поэты хорошо знали.

Задуть заплывшую свечу,

закрыть Жан-Жака, чертыхнуться

и в щегольскую епанчу,

мрачнея, глубже запахнуться.

Внизу шумят наперебой,

и пляшут блики на лосинах,

и звон стекла, и, боже мой,

нельзя ж так врать на клавесинах!

Но что, по правде говоря,

взять с этих жалких рестораций,

где мечут банк фельдъегеря

в потугах тщетных – отыграться.

Что ждать от сумрачной страны –

альянса блудного с Востоком –

в тенетах рабской тишины,

в сем небрежении жестоком!

Что проку – гласно, напролом,

явив предерзостную вольность,

философическим пером

зло уязвить благопристойность!

Оставь – и бога не гневи!

У нас не жалуют витийства,

у нас в медлительной крови

отравный привкус византийства.

Не проще ль – жертвою страстей

вкусить забвенья и бесславья

вдали от бдения властей,

народности и православья.

И, озирая долгий ряд

друзей опальных и казненных,

бежать куда глаза глядят

от глаз участливо-казенных.

…Но разве есть еще одна

с такими ж скорбными очами –

Россия, горькая страна,

отчизна веры и печали.

И разве сгинули как дым

мятежной юности призывы:

«Пока свободою горим,

пока сердца для чести живы…»

И обещанное и сейчас кажущееся спорным по аллюзиям и сравнениям (но не по гражданскому темпераменту) стихотворение "Софья Перовская", которое можно найти только в самом сборнике 70-го года.

Софья Перовская

И просвещенье уж дает плоды!
...Но, приводя правительство в смущенье
выходят боком рьяные труды
на столь достойной ниве просвященья.

И - глядь! - до попирания основ
отдельные доходят элементы:
курсистки, литераторы, студенты -
всеобщее растление умов!

О господи, откуда вы взялись
в кухмейстерских какой-нибудь Казани,
мальчишки с декабристскими глазами,
с таким запретным выраженьем лиц!

И из какой явившиеся тьмы
идеалисты вы иль нигилисты -
кружковцы, нелегальщики, бомбисты -
крамольные и резкие умы!

Постигшие словестность и латынь,
в глуши немых уездных захолустий
вы спорите совсем не о Сен-Жюсте,
А о разделе барских десятин.

Вы мыслите о близких мятежах!
Пока в дыму картежники вистуют,
пока аудитории пустуют,
Желябовы растут, как на дрожжах!

Страна проходит сквозь в т о р о й э т а п.
И, сообразно этому этапу,
иркутским трактом движется этап:
интеллигентов гонят по этапу.

И дабы государственный террор
пресек собою индивидуальный,
им высшей меры просит прокурор,
как выход в высшей мере идеальный.

Россия, что еще там впереди?
Не жертвенного нимба излученье.
Но с той поры живет в твоей груди
Неслыханное самоотреченье.

Пусть ты пошла совсем иным путем,
своей судьбы крутой не избежала,
Но что-то в самом главном, в основном
То поколенье с нами вдруг сближало.

Я помню фото: сорок первый год!
В Петрищеве, у школьницы московской,
что через миг взойдёт на эшафот,
Такие же глаза, как у Перовской.

По-моему, эти стихи и сейчас звучат свежо и актуально. Хоть автор их постарел, остепенился и сам учит студентов журфака МГУ и молодых поэтов своей известной в Москве студии, занятия в которой транслируются в авторской передаче Игоря Волгина на телевизионном канале "Культура".

Игорь Леонидович Волгин
200px
Дата рождения:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Место рождения:
Дата смерти:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Место смерти:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Страна:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Научная сфера:
Место работы:
Учёная степень:
Учёное звание:
Альма-матер :
Научный руководитель:
Известные ученики:
Известен как:	исследователь жизни и творчества Достоевского , поэт
Известна как:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Награды и премии:	Премия Москвы в области литературы за 2004 год
Сайт:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Подпись:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
[[Ошибка Lua в Модуль:Wikidata/Interproject на строке 17: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |Произведения]] в Викитеке
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Ошибка Lua в Модуль:CategoryForProfession на строке 52: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

И́горь Леони́дович Во́лгин (род. 6 марта , Молотов) - советский и российский литературовед и историк , достоевист , поэт. Доктор филологических наук, кандидат исторических наук, действительный член РАЕН , профессор факультета журналистики МГУ им. М. В. Ломоносова и . С 1968 года - основатель и руководитель Литературной студии МГУ «ЛУЧ». C 1997 - основатель и президент Фонда Достоевского, с июня 2010 года - вице-президент Международного Общества Ф. М. Достоевского (Internatironal Dostoevsky Society). Член Совета по русскому языку при Президенте РФ и исполкома Русского ПЕН-центра . Ведущий программ «Игра в бисер» и «Контекст» на телеканале «Россия-Культура ».

Биография

И. Л. Волгин родился в марте 1942 года в Молотове , где его родители находились в эвакуации. Отец, Леонид Самуилович Волгин (1909-2002) - журналист. Мать, Рахиль Львовна Волгина (1912-2002) - корректор. В 1959 году окончил московскую школу № 626 , с по 1964 год - студент исторического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова (диплом с отличием).

Литературная деятельность

Ещё во время учёбы в университете стал известен как поэт. В 1962 году его напутствовал в «Литературной газете » Павел Антокольский . Стихи публиковались в журналах «Октябрь », «Новый мир », «Юность », «Москва », в «Комсомольской правде », «Известиях » и мн. др. Первый сборник его стихотворений «Волнение» вышел в 1965 году . Один из организаторов чтений «на Маяковке». В 1968 году создал (и до сих пор бессменно возглавляет) литературную студию МГУ «Луч» , из которой вышли такие писатели, как Сергей Гандлевский , Александр Сопровский , Алексей Цветков , Бахыт Кенжеев , Евгений Бунимович , Евгения Славороссова , Геннадий Красников , Елена Исаева , Дмитрий Быков , Инна Кабыш , Вера Павлова , Вадим Степанцов и многие другие. (См. Alma mater. Литературная студия Игоря Волгина "ЛУЧ". Поэты МГУ. Стихи. Воспоминания. М.: Зебра. - 2010.

Научная деятельность

Сфера научных интересов И. Л. Волгина - изучение жизни и творчества Ф. М. Достоевского , история русской литературы, история отечественной журналистики XIX в., отечественная история . И. Волгин - автор более 500 научных работ и художественных публикаций. Кандидатскую диссертацию «„Дневник писателя“ Ф. М. Достоевского. История издания» защитил на историческом факультете МГУ в 1974 году . Степень доктора филологических наук получил в 1992 году на факультете журналистики МГУ (тема диссертации - «Национальный кризис 1879-1881 гг. в контексте русской прессы»), тогда же присвоено звание профессора. Работы Игоря Волгина широко известны не только в России, но и за рубежом. Его исследования входили в шорт-лист Антибукеровской премии и Государственной премии РФ [[К:Википедия:Статьи без источников (страна: Ошибка Lua: callParserFunction: function "#property" was not found. )]][[К:Википедия:Статьи без источников (страна: Ошибка Lua: callParserFunction: function "#property" was not found. )]] , за весь цикл работ о Достоевском ему присуждена Премия Москвы в области литературы за 2004 год . В 1997 году Игорь Волгин создает Фонд Достоевского, целью которого является содействие изучению жизни и творчества русского классика, осуществление научных и культурных программ .

Игорь Волгин - член Союза писателей , Союза журналистов , Международной ассоциации журналистов, Международного и Русского ПЕН-клуба , научного совета Пушкин-института.

На факультете журналистики МГУ читает курс «История русской журналистики XIX в.», ведет спецкурсы и спецсеминары. В Литературном институте ведет собственный поэтический семинар (совместно с Литературной студией "ЛУЧ").

Руководитель международных конгрессов "Русская словесность в мировом культурном контексте" (2001, 2004, 2006, 2009, 2012, 2014, 2015, 2016).

Награды и премии

Основные труды

Сборники стихотворений:

• Персональные данные. - М.: Время, 2015

Книги и монографии:

• Достоевский – журналист («Дневник писателя» и русская общественность): Пособие к спецкурсу. // М.: Изд-во Московского университета. – 1982.
• Последний год Достоевского. Исторические записки. // М.: Советский писатель, 1986. М.: Известия. – 1990.
• Последний год Достоевского. Исторические записки. // М.: Советский писатель. – 1991.
• Dostojevskij viimeinen vuosi. / пер. на финн. яз. // Helsinki: SN-Kirjat. // М.: Радуга. – 1990.
• La derniere annee de Dostoievski. / пер. на фр. яз. // Editions de Fallois, L’Age d’Homme. – 1994.
• تردد أكثر من الهاوية. دوستويفسكي والثورة الروسية. /пер. на араб. яз. // موسكو: التقدم – 1990.
• Родиться в России. Достоевский и современники: жизнь в документах. // М.: Книга. – 1991.
• Метаморфозы власти. Покушения на российский трон в XVIII–XIX вв. // М.: Интерпракс. – 1994.
• Колеблясь над бездной. Достоевский и русский императорский дом. // М.: Центр гумманитарного образования. – 1998.
• Na skraju otchłani. Dostojewski a dwor carski. – Warszawa: Oficyna naukowa, 2001.
• Пропавший заговор. Достоевский и политический процесс 1849 г. // М.: Либерея. – 2000.
• Достоjевски. Последна година живота. / пер. на серб. яз. // Подгорица: ЦИП. – 2003.
• Возвращение билета. Парадоксы национального самосознания. // М.: Грантъ. – 2004.
• Последний год Достоевского. Изд-е 4-е, испр. и доп. // М.: АСТ. – 2010.
• Уйти ото всех. Лев Толстой как русский скиталец (в составе книги «Лев Толстой. Последний дневник». // М.: ИКАР (Изд-во ВК). – 2010.
• Родные и близкие (в составе книги “Хроники рода Достоевских”) // М.: Фонд Достоевского. – 2013.
• Сага о Достоевском (пер. кит. яз.). Пекин. – 2014.

Напишите отзыв о статье "Волгин, Игорь Леонидович"

Примечания

Ссылки

• в «Журнальном зале »

Отрывок, характеризующий Волгин, Игорь Леонидович

Он умолял её, заранее зная, каков будет ответ. Он просто не мог оставить её на гибель. Ведь всё было рассчитано так великолепно!.. Монсегюр сдался, но попросил две недели, якобы для подготовки к смерти. По-настоящему же они ждали появления потомка Магдалины и Радомира. И рассчитали, что после его появления у Эсклармонд останется достаточно времени, чтобы окрепнуть. Но, видимо, правильно говорят: «мы предполагаем, а судьба располагает»... Вот она и распорядилась жестоко... разрешив новорождённому лишь в последнюю ночь появиться на свет. У Эсклармонд не оставалось сил, чтобы пойти вместе с ними. И теперь она собиралась закончить свою короткую, совсем ещё не житую жизнь на страшном костре «еретиков»...
Перейлы, обнявшись, рыдали. Им так хотелось спасти их любимую, светлую девочку!.. Так хотелось, чтобы она жила!
У меня перехватило горло – как же эта история была знакома!.. Они должны были увидеть, как в пламени костра будет умирать их дочь. Так же, как мне, видимо, придётся наблюдать смерть моей любимой Анны...
В каменной зале вновь появились Совершенные – пришло время прощаться. Эсклармонд вскрикнула и попыталась встать с кровати. Ноги подкашивались, не желая её держать... Муж подхватил её, не давая упасть, крепко сжав в последнем объятии.
– Видишь, любимый, как же я могу идти с тобой?.. – тихо прошептала Эсклармонд. – Ты иди! Обещай, что спасёшь его. Обещай мне, пожалуйста! Я тебя буду любить и там... И сына.
Эсклармонд разрыдалась... Она так хотела выглядеть мужественной и сильной!.. Но хрупкое и ласковое женское сердце её подвело... Она не хотела, чтобы они уходили!.. Она даже не успела узнать своего маленького Видомира! Это было намного больнее, чем она наивно предполагала. Это была боль, от которой не находилось спасения. Ей было так нечеловечески больно!!!
Наконец, в последний раз поцеловав своего маленького сынишку, она отпустила их в неизвестность... Они уходили, чтобы выжить. А она оставалась, чтобы умереть... Мир был холодным и несправедливым. И не оставалось в нём места даже для Любви...
Закутавшись в тёплые одеяла, четверо суровых мужчин вышли в ночь. Это были её друзья – Совершенные: Хюго (Hugo), Амьель (Amiel), Пуатеван (Poitevin) и Светозар (о котором не упоминается ни в одной оригинальной рукописи, везде просто говорится, что имя четвёртого Совершенного осталось неизвестным). Эсклармонд порывалась выйти за ними... Мать не отпустила её. В этом не было больше смысла – ночь была тёмной, и дочь только помешала бы уходящим.

Такова была их судьба, и встречать её надо было с высоко поднятой головой. Как бы это ни было трудно...
Спуск, по которому ушли четверо Совершенных, был очень опасным. Скала была скользкой и почти вертикальной.
И спускались они на верёвках, привязанных за талию, чтобы, в случае беды, руки каждого оставались свободными. Только Светозар чувствовал себя беззащитно, так как он поддерживал привязанного к нему ребёнка, который, напоенный маковым отваром (чтобы не кричал) и устроенный на широкой папиной груди, сладко спал. Узнал ли когда-либо этот малыш, какой была его первая ночь в этом жестоком мире?.. Думаю, что узнал.

Он прожил долгую и сложную жизнь, этот маленький сын Эсклармонды и Светозара, которого мать, видевшая его лишь мгновение, нарекла Видомиром, зная, что её сын будет видеть будущее. Будет чудесным Видуном...
– Так же оклеветанный церковью, как остальные потомки Магдалины и Радомира, он закончит свою жизнь на костре. Но в отличие от многих, рано ушедших, в момент его смерти ему будет уже ровно семьдесят лет и два дня, и звать его на земле будут Жаком де Молэй (Jacques de Molay)... последним великим Магистром Ордена Тамплиеров. А также последним главою светлого Храма Радомира и Магдалины. Храма Любви и Знания, который так и не сумела уничтожить Римская церковь, ибо всегда оставались люди, свято хранившие его в своих сердцах.
(Тамплиеры умерли оклеветанными и замученными слугами короля и кровожадной католической церкви. Но самым абсурдным было то, что умерли они напрасно, так как на момент своей казни были уже оправданы Папой Клементом!.. Только вот документ этот каким-то образом «затерялся», и никто не видел его до 2002 года, когда он оказался «случайно» вдруг обнаруженным в Архивах Ватикана под номером 217, вместо «правильного» номера 218... И назывался этот документ – Пергамент Шинона (Parchement of Chinon), рукопись из города, в котором провёл последние годы своего заточения и пыток Жак де Молэй).

(Если кого-то интересуют подробности настоящей судьбы Радомира, Магдалины, Катаров и Тамплиеров, прошу смотреть Дополнения после глав Изидоры или отдельную (но ещё только готовящуюся) книгу «Дети Солнца», когда она будет выставлена на сайте www.levashov.info для свободного копирования).

Я стояла совершенно потрясённая, как это было почти всегда после очередного рассказа Севера...
Неужели тот малюсенький, только что родившийся мальчик был знаменитейшим Жаком де Молэй?!. Сколько разных преразных легенд слышала я об этом загадочном человеке!.. Сколько чудес было связано с его жизнью в полюбившихся мне когда-то рассказах!
(К сожалению, до наших дней не дошли чудесные легенды об этом загадочном человеке... Его, как и Радомира, сделали слабым, трусливым и бесхарактерным магистром, «не сумевшим» сберечь свой великий Орден...)
– Сможешь ли рассказать о нём чуть поподробнее, Север? Был ли он столь сильным пророком и чудотворцем, как рассказывал мне когда-то отец?..
Улыбнувшись моей нетерпеливости, Север утвердительно кивнул.
– Да, я расскажу тебе о нём, Изидора... Я знал его много лет. И множество раз говорил с ним. Я очень любил этого человека... И очень по нему тосковал.
Я не спросила, почему же он не помог ему во время казни? В этом не было смысла, так как я заранее знала его ответ.
– Ты – что?!! Ты говорил с ним?!. Пожалуйста, ты ведь расскажешь мне об этом, Север?!. – Воскликнула я.
Знаю, своим восторгом я была похожа на дитя... Но это не имело значения. Север понимал, как важен был для меня его рассказ, и терпеливо помогал мне.
– Только я хотела бы сперва узнать, что стало с его матерью и Катарами. Знаю, что они погибли, но я хотела бы это увидеть своими глазами... Помоги мне, пожалуйста, Север.
И опять реальность исчезла, возвращая меня в Монтсегюр, где проживали свои последние часы чудесные смелые люди – ученики и последователи Магдалины...

Катары.
Эсклармонд тихо лежала на кровати. Её глаза были закрыты, казалось, она спала, измученная потерями... Но я чувствовала – это была всего лишь защита. Она просто хотела остаться одна со своей печалью... Её сердце бесконечно страдало. Тело отказывалось повиноваться... Всего лишь какие-то считанные мгновения назад её руки держали новорождённого сынишку... Обнимали мужа… Теперь же они ушли в неизвестность. И никто не мог с уверенностью сказать, удастся ли им уйти от ненависти «охотников», заполонивших подножье Монтсегюра. Да и всю долину, сколько охватывал глаз... Крепость была последним оплотом Катар, после неё уже ничего не оставалось. Они потерпели полное поражение... Измученные голодом и зимними холодами, они были беспомощны против каменного «дождя» катапульт, с утра до ночи сыпавшихся на Монтсегюр.

– Скажи, Север, почему Совершенные не защищались? Ведь, насколько мне известно, никто лучше них не владел «движением» (думаю, имеется в виду телекинез), «дуновением» и ещё очень многим другим. Почему они сдались?!
– На это есть свои причины, Изидора. В самые первые нападения крестоносцев Катары ещё не сдавались. Но после полного уничтожения городов Алби, Безье, Минервы и Лавура, в которых погибли тысячи мирных жителей, церковь придумала ход, который просто не мог не сработать. Перед тем, как напасть, они объявляли Совершенным, что если они сдадутся, то не будет тронут ни один человек. И, конечно же, Катары сдавались... С того дня начали полыхать по всей Окситании костры Совершенных. Людей, посвятивших всю свою жизнь Знанию, Свету и Добру, сжигали, как мусор, превращая красавицу Окситанию в выжженную кострами пустыню.
Смотри, Изидора... Смотри, если желаешь увидеть правду...
Меня объял настоящий священный ужас!.. Ибо то, что показывал мне Север, не вмещалось в рамки нормального человеческого понимания!.. Это было Пекло, если оно когда-либо по-настоящему где-то существовало...
Тысячи облачённых в сверкающие доспехи рыцарей-убийц хладнокровно вырезали мечущихся в ужасе людей – женщин, стариков, детей... Всех, кто попадал под сильные удары верных прислужников «всепрощающей» католической церкви... Молодые мужчины, пытавшиеся сопротивляться, тут же падали замертво, зарубленные длинными рыцарскими мечами. Повсюду звучали душераздирающие крики... звон мечей оглушал. Стоял удушающий запах дыма, человеческой крови и смерти. Рыцари беспощадно рубили всех: был ли то новорождённый младенец, которого, умоляя о пощаде, протягивала несчастная мать... или был немощный старик... Все они тут же нещадно зарубались насмерть... именем Христа!!! Это было святотатством. Это было настолько дико, что у меня на голове по-настоящему шевелились волосы. Я дрожала всем телом, не в состоянии принять или просто осмыслить происходящее. Очень хотелось верить, что это сон! Что такого в реальности быть не могло! Но, к сожалению, это всё же была реальность...
КАК могли они объяснить совершающееся зверство?!! КАК могла римская церковь ПРОЩАТЬ (???) совершающим такое страшное преступление?!
Ещё перед началом Альбигойского крестового похода, в 1199 году, Папа Инокентий III «милостиво» заявил: «Любой, исповедующий веру в бога, не совпадающую с церковной догмой, должен быть сожжён без малейшего на то сожаления». Крестовый поход на Катар назывался «За дело мира и веру»! (Negotium Pacis et Fidei)...

И. Л. Волгин родился 6 марта 1942 года в Перми, где его родители находились в эвакуации. Отец, Леонид Самуилович Волгин (1909-2002) - журналист. Мать, Рахиль Львовна Волгина (1912-2002) - корректор. В 1959 году окончил московскую школу № 626, с 1959 по 1964 год - студент исторического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова (диплом с отличием).

Литературная деятельность

Ещё во время учёбы в университете стал известен как поэт. В 1962 году его напутствовал в «Литературной газете» Павел Антокольский. Стихи публиковались в журналах «Октябрь», «Новый мир», «Юность», «Москва», в «Комсомольской правде», «Известиях» и мн. др. Первый сборник его стихотворений «Волнение» вышел в 1965 году. Один из организаторов чтений «на Маяковке». В 1968 году создал (и до сих пор бессменно возглавляет) литературную студию МГУ «Луч», из которой вышли такие писатели, как Сергей Гандлевский, Александр Сопровский, Алексей Цветков, Бахыт Кенжеев, Евгений Бунимович, Геннадий Красников, Елена Исаева, Дмитрий Быков, Инна Кабыш, Вера Павлова, Вадим Степанцов и многие другие.

Научная деятельность

Сфера научных интересов И. Л. Волгина - изучение жизни и творчества Ф. М. Достоевского, история русской литературы, история отечественной журналистики XIX в., отечественная история. И. Волгин - автор более 250 научных работ. Кандидатскую диссертацию на тему «„Дневник писателя“ Ф. М. Достоевского. История издания» защитил на историческом факультете МГУ в 1974 году. Степень доктора филологических наук получил в 1992 году на факультете журналистики МГУ (тема диссертации - «Национальный кризис 1879-1881 гг. в контексте русской прессы»), тогда же присвоено звание профессора. Работы Игоря Волгина широко известны не только в России, но и за рубежом. Его исследования входили в шорт-лист Антибукеровской премии и Государственной премии РФ, за весь цикл работ о Достоевском ему присуждена премия Москвы в области литературы за 2004 год. В 1997 году Игорь Волгин создает Фонд Достоевского, целью которого является содействие изучению жизни и творчества русского классика, осуществление научных и культурных программ. Также Игорь Волгин - автор и ведущий телевизионных программ «Николай Заболоцкий» (2 серии), «Жизнь и смерть Достоевского» (12 серий), «Из истории русской журналистики (Чаадаев, Пушкин, Некрасов)» (4 серии). Игорь Волгин - член Союза писателей, Союза журналистов, Международной ассоциации журналистов, Международного и Русского ПЕН-клуба, научного совета Пушкин-института, член РАЕН. Член редколлегий журналов «Октябрь», «Человек» и «Литературоведческий журнал».

На факультете журналистики МГУ читает курс «История русской журналистики XIX в.», ведет спецкурсы и спецсеминары. В Литературном институте ведет собственный поэтический семинар.

Награды и премии

• премия Правительства РФ в области культуры (26.12.2011) - за серию книг «Документальная биография Достоевского».

Основные труды

Сборники стихотворений:

Книги и монографии:

• Последний год Достоевского. Исторические записки. - М.: Советский писатель, 1986.
• Колеблясь над бездной. Достоевский и русская революция. - М.: Прогресс, 1990.
• Родиться в России. Достоевский и современники: жизнь в документах. - М.: Книга, 1991.
• Метаморфозы власти. Покушения на российский трон в XVIII-XIX вв. - М.: Интерпракс, 1994.
• Колеблясь над бездной. Достоевский и императорский дом. - М.: Изд-во «Центр гуманитарного образования», 1998.
• Пропавший заговор. Достоевский и политический процесс 1849 г. - М.: Либерея, 2000.
• Возвращение билета. Парадоксы национального самосознания. - М.: Грантъ, 2004.