По всей России, и за ее пределами известно имя былинного героя Ильи Муромца. В древнее время борьбой с врагами отечества, службой в дружине Великого князя он увековечил свое имя. О нем слагали былины, пели песни, в которых ему предписывали сказочные подвиги. Русская церковь возвела его в лик святых. Илья бес спорно являлся героем своего времени и примером для подражания современникам. Спустя несколько веков в истории России появился другой Илья Муромец, правда, называли его скорее Илейка Муромец. Познакомимся с этим человеком и попытаемся оценить его место в истории Руси.

В начале 80-х годах 16 века в Муроме на посаде, красивая и статная Ульяна родила сына. Назвали его Ильей. Он бегал по тихому, деревянному городишко, стоявшему на берегу реки Ока. Когда ему исполнилось 5 лет, в их семью пришел Иван Коровин, огромный, пропахший дымом кузнец. Его знал весь город. Иван был не только искусным колокольным мастером, но и первейшим кулачным бойцом. На выигранные в кулачных боях деньги он угощал питухов и кабацких ярыжек, сам же на их удивление пил мало. Отчим хотел приобщить Илью к своему делу. Видя, что тому не быть колокольным мастером, он пытался приобщить его к другим ремеслам. Но Илью больше манили ребячьи потехи и гульбища, где он любил верховодить. Нередко они заканчивались озорством. То в бочку со смольем факел бросят, то сети ножом полоснут. Ни к кожевнику, ни к кузнецу, ни к хамовнику того не тянуло.

Отчима не стало, когда Илейке пошел 14 год. Мать постриглась в Воскресенский монастырь, и вскоре преставилась после тяжелой болезни. Нижегородский купец Тарас Гризильников, приехавший в Муром за колоколами, узнав о смерти Ивана, пожалел Илейку и взял с собой в Нижний. В 16 лет стал тот сидельцем торговой палатки «и сидел он в лавке с яблоками да с горшками».

Года через два пришлось ему побывать в Москве. Полтора года Илейка просидел там в лавке. Гуляя в свободное время по посаду, он слышал речи о царевиче Дмитрии, якобы не убитом в Угличе. По возвращению в Нижний, ударился по кабакам, на гульбища, а потом и вовсе, покинув купца, примкнул к ватаге гулящих людей. С ними он попал в «кормовые казаки» на расшиву ярославского купца Козьмы Огнева.

С этого дня началась для Ильи бродячая жизнь. Был на Волге, Каме, Вятке, в Казани, Астрахани…. Казаковал, бурлачил, нанимался к купцам, кормясь тем, что «имал де товары у всяких торговых людей холсты и кожи, продавал на торговом базаре и от того де давали ему денег по пяти и по шти».

Остановился в Астрахани. Но его тянуло на Дон и Терек. В 1603 году Илейка пристал к казачьему войску, идущему на Северный Кавказ, воевать персов и турок. В схватках Муромец не посрамил казачьего воинства, его сабля была одной из самых ярых. После похода недолго побыв в стрельцах, холопах, Илейка вновь примкнул к казакам.

Летом 1604 года в составе отряда казаков под руководством Афанасия Андреева был направлен на Северный Кавказ. Плохое обеспечение, несвоевременно выплачиваемое жалование вызвало ропот среди казаков и недовольство московскими боярами. Казаки решили идти на Москву. В то время при слабой государственной власти, в условиях недоверия московскому царю, юго-западные и южные районы Руси были запружены отрядами казаков, беглых крестьян и холопов. И коль на юго-западе появился самозванец на царский престол Лжедмитрий, терские казаки решили, почему бы и у них не быть царскому наследнику.

Расчет был сделан на то, что русский мужик считал царя «отцом родным», защитником его прав и готов был сложить голову за царя. Общество кипело от слухов о ненастоящем царе, сидящем в Москве, обирающем народ, и готово было пойти на защиту «настоящего» царя. Поэтому под знамена объявившегося «настоящего царя» легче было собрать людей. Казаки атамана Федора Бодырина, разгласили слух о том, что в 1592 году царица Ирина родила сына Петра, которого Борис Годунов заменил на девочку. Девочка вскоре умерла, и о ней все забыли. А Петра спасли добрые люди и спрятали в дальнем монастыре.

На сходе казаки предложили на роль «царевича» Илейку Муромца, так как он бывал в Москве и знал московские порядки. Илейка согласился на предложение казаков.

Так в Терки появился «царевич Петр». Попытки местного воеводы Петра Головина «оковать» самозванца не увенчались успехом. Казаки отказались выдавать того. Слухи о Петре Федоровиче облетели все казачьи станицы. Служилый народ повалил к нему.

Самозванец обещал служилым людям и казакам поместные земли и денежное содержание. Вскоре под его знаменами собралось около 4000 казаков. Оставив Терек, они на стругах поплыли в Астрахань. Там их не приняли стрельцы, и они пошли выше по Волге, громя купеческие расшивы, нападая на торговые и посольские караваны, разоряя усадьбы.

Лжедмитрий через посла Третьяка Юрлова пригласил его к себе в Москву. В это время на Москве убили самозванца. Петр - Илейка отказывается от планов похода на Москву и поворачивает в степь. Юг Руси не принимал Василия Шуйского как царя, считая, что его незаконно короновали бояре. Ходили слухи, что царь Дмитрий жив и скоро придет на Русь. Народ хотел «законного» царя. Поэтому города без боя сдавались самозванцу.

Петр жестоко расправлялся с верными Шуйскому воеводами. Войдя в город Путивль, он замучил воевод, обесчестил дочь убитого князя Бахтеярова. Здесь к нему прибыл гонец от Ивана Болотникова, который в это время с большим войском, шел на Кромы. Болотников предлагал Петру объединится, и идти вместе на Москву. Оба понимали, что в одиночку взять Москву было не возможно.

Но Петр не спешил идти на объединение с Болотниковым, так как понимал, что в этом дуэте, ему будет отведена второстепенная роль. Он искал сношения с Речью Посполитою, с целью заручиться поддержкой короля Сигизмунда и получить от него военную помощь для захвата Москвы. Но король не спешил поддерживать еще одного самозванца. Болотников в то время одерживал одну победу за другой и шел на Москву. В 1607 Илейка вышел из Путивля и в Туле объединился с Болотниковым. В это время Шуйский так же готовился к решающему сражению. Было собрано сто тысячное войско из служилых, податочных людей, стрельцов и иноземцев. Тула была окружена царскими московскими войсками. В октябре 1607 года объединенное войско Болотникова и самозванца Петра, после тяжелой осады, было разбито. Болотников и Илейка были схвачены заговорщиками и переданы Шуйскому. Самозванца, «заковали в цепи, посадили на клячу, везли без шляпы в Москву и повесили на Серпуховской дороге под Даниловым монастырем».

Вот так закончилась жизнь Илейки Муромца, как называют его историки. Кем он был? Народным героем, борющимся за обездоленный люд или разбойником с большой дороги, которому вскружили голову лавры правителя. На этот вопрос нет однозначного ответа.

Некоторые считают его героем, другие разбойником. В тот период времени, называемый смутным временем, пресеклась прямая наследственная царская линия, на престол полезли жаждущие власти высшие бояре и другие представители царского двора. В своем стремлении к власти они шли на обман, расправу с другими боярами, в своей неуемной тяге к обогащению облагали непомерными податями, а иногда и прямо грабили народ, Это привело к упадку в селах и деревнях, который непосредственно сказался на дворянах и детях боярских, служивших с поместных земель. Обнищания поместий сказывалось на их благосостоянии и способности выйти на службу.

Главной же силой войск самозванцев являлись казаки и крестьяне юго-западных и южных районов Руси, недовольные ограничением их прав на землю и облагаемыми податями. В таких условиях появился «царевич», как и другие самозванцы того времени - авантюрист и любитель легкой добычи.

Ершов Виктор

(? - ок. 1608), один из предводителей восстания И. И. Болотникова, атаман терских казаков. Из посадских людей Мурома. В 1605 объявлен казаками "царевичем Петром", сыном царя Федора Ивановича. Зимой 1606 вышел с отрядом на Волгу, затем к Путивлю. В 1607 разбил царские войска под Калугой и соединился с Болотниковым. Казнен после сдачи Тулы.

Смотреть значение Илейка Муромец в других словарях

Илейка Муромец — (? ок. 1608) - один из руководителей восстания И. И.Болотникова, атаман терских казаков. Из посадских людей Мурома. В 1605объявлен казаками "царевичем Петром", сыном царя Федора........

Илья Муромец — российский 4-моторный самолет-биплан. Создан в 1913.Экипаж 4-8 человек. Применялся в 1-й мировой и Гражданской войнах какбомбардировщик (поднимал до 800 кг бомб) и разведчик.........
Большой энциклопедический словарь

Илья Муромец — Илья́ Му́ромецводопад на о. Итуруп (Курильские о-ва), один из самых высоких в России. Образуется на ручье, стекающем с сев.-вост. склона вулкана Иван Грозный и срывающемся........
Географическая энциклопедия

Илейка — Муромец (ум. 1607 или нач. 1608) - один из предводителей крест. войны 1606-07; выходец из посадских людей Мурома. Несколько лет работал по найму у торг. людей, затем стал терским........
Советская историческая энциклопедия

Елагин, Илья (илейка) — самозванец в Туле 1607 г., лжецаревич Петр (будто бы сын царя Федора

Илия Муромец — преподобн. Печерский, прозванием Чоботок, жил в пещерах около 1188 г., † 16
Большая биографическая энциклопедия

Илия Муромец-чеботок — - преподобный печерский, память 19 декабря, мощи почивают в Киеве, в Антониевой пещере. Имя Ильи Муромца, как исторической личности, в первый раз встречается у Эриха Ляссоты,........
Большая биографическая энциклопедия

План:

Введение

• 1 Ранние годы
• 2 Казачество
• 3 Начало карьеры в роли самозванца
• 4 История «чудесного спасения»
• 5 Во главе мятежа
• 6 Политика самозванца
• 7 Военачальник Ивана Болотникова
• 8 «Царевич Петр» во время «тульского сидения»
• 9 Пленение и казнь
Литература

Введение

Донской казак. Гравюра начала XVIII века

Илейко (Илейка ) Муромец (настоящее имя Илья Иванович Коровин , XVI век, Муром - около 12 января 1608, у Данилова монастыря) - самозванец Лжепётр Фёдорович . Военачальник войска Ивана Исаевича Болотникова. Казнен в 1608 году.

1. Ранние годы

Если верить показаниям, которые пленный Илейко дал перед боярским судом в 1607 году, родился он в городе Муроме, у некой бабы Ульяны, вдовы торгового человека Тихона Юрьева. После смерти первого мужа, Ульяна стала невенчанной женой посадского Ивана Коровина и родила от него «зазорного» (внебрачного) сына по имени Илья. Ему было не так много лет, когда Иван Коровин умер, а его вдова, повинуясь последней воле умирающего постриглась в девичьем Воскресенском монастыре под именем старицы Улиты.

Сироту едва ли не на дороге подобрал купец Т. Грозильников, и сделал его сидельцем в своей лавке в Нижнем Новгороде. В этой роли будущий самозванец пробыл около 3-х лет, и наконец, бежал, и приписался к казачьей охране, зарабатывавшей тем, что она охраняла от разбоя торговые суда, ходившие из Астрахани в Казань и Вятку. В течение года, между плаваниями, он жил в Астрахани у местного стрельца по имени Харитон. Позднее плавал на торговом судне в Нижний Новгород, и на стрелецком - на Терек. Там он нанялся в стрелецкий приказ и участвовал в походе на Тарки, бывшем в том же 1604 году, а по возвращении продался в холопы к боярскому сыну Григорию Елагину.

2. Казачество

Будущий самозванец не отличался постоянством. Пытаясь обеспечить себе сытное и безбедное существование, он постоянно менял хозяев. Прожив год на подворье у Елагина, Илейко вновь бежал и по собственным словам

В том же, 1605 году Илейко, по всей видимости, стал бойцом или лазутчиком казачьего отряда, вставшего на сторону Лжедмитрия I в походе самозванца к Москве. Эту часть своей биографии Илейко Муромец до последнего момента скрывал от суда, и проговорился, видимо, под сильным давлением. Стоит заметить, что казак Нагиба стал впоследствии также одним из военачальников армии Болотникова. После краткой службы у него «в товарищах», Илейко был «отказан» (то есть передан) хозяином казаку Наметке, затем вместе с еще одним казаком - Неустройко отправился вверх по Волге. Предположительно, он участвовал в захвате Царицына восставшими казаками, и пленении местных воевод, которые были позднее доставлены в лагерь первого самозванца под Орлом. Вместе с армией первого самозванца, Илейко наконец оказался в Москве, где жил по собственным словам, около шести месяцев «от Рождества Христова до Петрова дня у церкви Владимира в Садах, на дворе у подьячего Дементия Тимофеева».

Летом 1605 года он покидает столицу вместе с войском князя Дмитрия Хворостина, который был послан самозванцем для взятия Астрахани и ареста местных воевод, оставшихся верными династии Годуновых.

3. Начало карьеры в роли самозванца

Зиму того же 1605 года Илейко провёл на Тереке вместе с казачьим войском. С наступлением весны, когда выданные деньги окончательно иссякли, встал вопрос о пропитании. Казаки, сойдясь на круг, приняли решение идти походом на Каспийское море

В дальнейшем предполагалось либо вернуться с добычей на Терек, либо окончательно остаться в Персии.

Впрочем, казачий атаман Фёдор Бодырин, собрал собственный круг в 300 человек и предложил иной план - идти на Волгу, грабя на своем пути торговые суда, а чтобы разбойничьему походу придать видимость законности, решено было выдвинуть из своей среды самозванца, объявив его племянников Лжедмитрия, спешащим на выручку «дяди» в Москву. Из двух претендентов - сына астраханского стрельца Митьки и Илейки Коровина, которые оба служили у казаков в «молодых товарищах», то есть практически прислугой - выбран был второй, так как он уже бывал в Москве и неплохо знал местные порядки.

План Федора Бодырина поддержал еще один казачий атаман Гаврила Пан, войска обоих соединились на реке Быстрой. Терский воевода Петр Головин не решился остановить взбунтовавшихся казаков, тем более, что астраханский гарнизон был также ненадежен. Головин попытался пригласить «царевича» в Астрахань, но Илейко уклонился от подобной чести.

Воеводе не удалось уговорить казаков даже оставить на Тереке половину своего состава«для приходу воинских людей» . Казачье войско ушло к Астрахани, но взять город не решились, и после отказа воеводы Хворостина впустить их в город, ушли вверх по Волге вместе с присоединившейся к ним частью астраханского гарнизона.

В дальнейшем казаки заняли четыре волжских городка, но действовали осторожно, не допуская повального грабежа и кровопролития. Имя «Петра Федоровича», позволило им беспрепятственно добраться от Царицына до Самары.

Однако, с этого момента начались трудности. В погоню за восставшими казаками отправился от Казани боярин Федор Шереметев. У воеводы было достаточно войско, чтобы разгромить отряд, но казаков выручило прибытие из Москвы от Дмитрия самозванца вестника по имени Третьяк Юрлов-Плещеев с грамотой, приказывавшей казакам «итти к Москве наспех». Но под Свияжском казаков настигла весть о гибели самозванца. Войско по сути дела оказалось в западне - между Москвой, присягнувшей Василию Шуйскому и наступавшим с Юга Шереметевым. Но казаков еще раз выручил речистый Плещеев, который сумел убедить казанского воеводу, что казаки готовы подчиниться, выдать самозванца и присягнуть новому царю. На деле, отряд сумел ночью пробраться мимо казанских пристаней и уйти к Самаре. Спустившись далее к Камышинке, притоку Волги, казаки воспользовались Переволокой и наконец оказались на Дону, где в одной из станиц самозванец провел следующие несколько месяцев.

В это время в гражданской войне наступает затишье, новый царь, пытаясь умиротворить донцов, 16 июля 1606 года посылает к ним сына боярского Молвянинова, а вместе с ним - 1000 рублей денежного жалованья, 1000 фунтов пороха и 1000 фунтов свинца.

В дальнейшем самозванец, вместе с сопровождавшим его казачьим отрядом некоторое время прожил в Монастыревском городке под Азовом, а затем отплыл на Северский Донец на стругах.

4. История «чудесного спасения»

Легенда о «царском происхождении», сочиненная для правдоподобия Илейкой, была проста, наивна и полностью выдавала своё происхождение от народных сказок и притч. Если верить ему, царица Ирина родила на самом деле сына Петра, но опасаясь козней брата, подменила его девочкой по имени Феодосия, которая вскорости скончалась. Настоящего же наследника отдали на воспитание некоей вдове. Надо заметить, что самозванец воспользовался ходившем в то время слухом о подмене.

Илейко никогда не упоминал, каким образом он узнал о своем «царском происхождении», его дальнейший рассказ продолжался с того момента, когда позврослевший царевич ушёл в Астрахань, чтобы «поверстаться в казаки», и как следует из записи Сапеги, жил там течение нескольких месяцев у некоего неназванного благодетеля. У самозванца был резон скрывать перед поляками имя казака Харитона - болотниковцев в Польше не жаловали, и рассчитывать на помощь им было нечего.

В дальнейшем, утверждал самозванец, он узнал о воцарении своего «дяди» Дмитрия, и решил пробраться к нему в Москву. Для начала он послал «дяде» грамоту, раскрыв в ней свое «подлинное имя и происхождение» и получил в ответ приглашение прибыть в Кремль и там уже доказать свои слова. Далее самозванцу якобы удалось уговорить некоего купца по прозвищу Козел взять его с собой, а чтобы окончательно убедить сомневавшегося, «открыть ему свое царское имя».

В Москву, по собственным уверениям, он прибыл на следующий день после гибели Лжедмитрия (18 мая 1606 года) и затем четыре месяца прожил «у мясника Ивана на Покровской улице». Дальнейшая его биография поправкам не подвергалась, она хорошо прослеживается по сохранившимся документам.

5. Во главе мятежа

Стоит напомнить, что в средневековом народном сознании, государство невозможно без царя; вопрос лишь стоял, чтобы царь этот был праведен и в достаточной мере заботился о своих подданных, он должен был заменить на престоле «лукавого» царя, самозванца, посаженного на трон изменниками-боярами. Таким образом, поднять народ против Шуйского можно было только противопоставив ему нового Лжедмитрия, а за его временным отсутствием - «царевича Петра».

О самозванце вспомнил вновь путивльский воевода Григорий Шаховской, когда пытаясь поднять город на борьбу против царя Василия он неоднократно утверждал, что в Путивль в скором времени прибудет «чудом спасшийся царь Димитрий с большим войском». В конечном итоге, как и следовало ожидать, его словам перестали верить, и Шаховскому ничего не оставалось, как обратиться с грамотой «от князя Григория Шаховского да ото путивлцов ото всех» к самозваному Петру Федоровичу, в надежде на то, что он сможет поднять терских и волжских казаков, чья помощь была необходима партии противников Василия, чтобы выстоять против мощной коалиции местных же дворян, оставшихся ему верными.

Вместе с «воровским царевичем» , как его именуют документы того времени, в Путивль в начале ноября 1606 года вступило войско из нескольких тысяч терских и волжских казаков, позднее к ним присоединились запорожцы. Казаки, пользуясь тем, что за ними стояла реальная воинская сила практически захватили в городе власть, и прежнему руководству пришлось с этим смириться.

Несмотря на мирное вступление в Путивль, лже-царевич Петр вскоре натолкнулся на активное сопротивление духовенства и знати. В отличие от Лжедмитрия I, человека воспитанного и образованного в дворянской среде, лже-Петр всем своим видом, речью и манерами выдавал свое простонародное происхождение, в результате чего ему было исключительно трудно удерживать в повиновении дворянство, тем более, что многие их «служилых людей» узнавали в придворных нового самозванца своих бывших холопов, среди них назывался казак Василий, бывший холоп князя Трубецкого; да и сам «царевич» служил когда-то под началом Василия Черкасского, в то время находившегося в путивльской тюрьме. В результате всего вышеперечисленного, после вступления в город, самозванец развязал против знати жестокий террор. По свидетельствам Разрядных книг того времени:

Эти сведения подтверждаются также летописью:

Среди прочего лже-царевич возродил любимую Иваном Грозным «медвежью забаву», когда пленных дворян травили в загородке медведями, или зашив в медвежьи шкуры, спускали на них собак.

Среди погибших в Разрядных книгах называются имена боярина князя Василия Черкасского, царского посланника ясельничего Андрея Воейкова, воевод - князей Андрея Ростовского и Юрия Приимкова-Ростовского, Гаврилы Коркодинова, Бутурлиных, Никиты Измайлова, Алексея Плещеева, Михаила Пушкина, Ивана Ловчикова, Петра Юшкова, Федора Бартенева, Языкова и других.

Не меньше страдало от него непокорное духовенство. Так игумен Дионисий, выйдя к народу с чудотворной иконой пытался убедить горожан, что Илейко «вор и самозванец», но в результате поплатился жизнью. Оставшиеся в живых монахи писали в челобитной на имя царя:

6. Политика самозванца

Стоит напомнить, что в это время в народном сознании царская власть воспринималась как единственно легитимная и возможная в государстве, и вопрос стоял лишь о том, чтобы заменить «лукавого» царя подлинным, «праведным», заботящимся о своих подданных. В сознаннии масс также естественным было, что царя окружает знать, и ему помогает в решениях Боярская дума, а также то, что царь не только наказывает за измену, но и награждает за преданность.

Потому не стоит удивляться, что Илейко, расправляясь с мятежной знатью, все же старается окружить себя аристократами, и также образует собственную Боярскую думу, в которую входят среди прочих князья Андрей Телятевский, Григорий Шаховской, Мосальские и др. Представители знати стояли во главе отрядов повстанческих войск, другое дело, что их роль часто была номинальной, в то время как подлинную власть сохраняли в своих руках казачьи атаманы. Более того, как полновластный царевич, Илейко пользуется правом жалования земли и наград, чем также удерживает возле себя знать. Этот момент нашел отражение в частности, в челобитной на имя царя от мценских детей боярских Сухотиных, жаловавшихся на то, что «отца нашего вор Петрушка убил, а поместейцо, твое царское жалованье, у вора у Петрушки было в раздачи…»

В то же время самозванец пытается завязать отношения с Польшей, как видно, памятуя о помощи, которую поляки оказали первому самозванцу. В Польшу было отправлены послы, но им удалось добраться только до Киева. Король Сигизмунд не торопился ввязываться в авантюру с более чем неясным исходом.

Для поднятия воинского духа на нисходяшем витке восстания жизненно необходимо было «предъявить» рядовым участникам воскресшего царя Димитрия. Об этом неоднократно писал в Польшу сам Болотников, обещая, по словам Конрада Буссова «передать его величеству города, отвоеванные именем Димитрия», и наконец, по его же свидетельству, отчаявшись получить положительный ответ, прямо советовал полякам подготовить нового самозванца.

Разыскать и привезти с собой «дядю», а заодно навербовать наемное войско для болотниковцев берется «царевич Петр». В декабре 1606 года он отправляется в Белоруссию. О его визите сохранилось донесение королю, подписанное оршанским старостой Андреем Сапегой, сообщившим, что самозванец прибыл 6 декабря 1606 года и вплоть до 20 декабря обретался в Копыси, в Максимовичской волости, неподалеку от города Витебска. Местными властями «царевичу Петру» было дано разрешение беспрепятственно передвигаться по польской территории и вступать в переговоры с подданными короля. Предполагается, что именно в это время в Белоруссии начались активные поиски нового самозванца на роль «царя Димитрия», которым выступил в конечном итоге «Матюшка Веревкин» - Лжедмитрий II. Стоит заметить, что в поездке Илейку сопровождали шляхтичи Зенович и Сенкевич, в недалеком будущем именно пан Зенович станет сопровождать Лжедмитрия II до московского рубежа. Но так или иначе, кандидатура нового самозванца еще не была найдена, а Илейко не мог ждать, так как до Польши дошли известия о сокрушительном разгроме болотниковцев. В конце декабря 1606 года самозванец спешно возвращается в Путивль.

7. Военачальник Ивана Болотникова

Из Путивля войска лже-царевича отправились на Северскую Украину, поднимать народ в поддержку «царя Дмитрия Ивановича» и «царевича Петра Федоровича», везде поддерживаемые податным населением, при яростном сопротивлении дворянства и духовенства.

Первым на пути Илейки Муромца встал город Царев-Борисов, в котором воеводой был люто ненавидимый казаками боярин Михаил Сабуров. Город был хорошо укреплен, снабжен одним из сильнейших гарнизонов на южной границе и вооружен по последнему слову тогдашней техники. Но Сабурову не удалось удержать в повиновении городских стрельцов и казаков. Вмешательство духовенства не спасло положения, город был взят, воевода Сабуров и князь Приимков-Ростоцкий подверглись казни.

По воспоминаниям монаха Иова

На это время приходится пик влияния и побед лже-царевича. В дальнейшем он пошел к Туле на соединение с войсками Ивана Болотникова, чтобы вместе с ним предпринять новое наступление на Москву. В феврале 1607 года он послал одного из своих военачальников, князя Мосальского, на выручку гарнизону Калуги, осажденному царскими войсками. Но «воры» были наголову разбиты в сражении.

Впрочем, в мае того же года Илейко повторил попытку, и на сей раз Андрей Телятевский наголову разбил отряд Бориса Татева, пытавшегося преградить ему дорогу, чем немало содействовал окончательному освобождению Калуги из осадного кольца.

Чтобы не допустить подхода повстанческих войск в Москве, царь Василий Шуйский 21 мая 1607 г. во главе отборных отрядов сам выступил наперерез соединенным войскам Болотникова и Муромца. Казачьи сотни «царевича Петра» атаковали передовой отряд под командованием Ивана Голицына у реки Восмы неподалеку от Каширы. Сражение произошло 5 июня 1607 г.

В начале казалось, что перевес находится в руках казаков, беспрепятственно переправившись через реку, они сумели закрепиться в овраге на другом берегу, откуда осыпали царские войска градом пуль. Атаковавший их рязанский дворянский полк вынужден был отступить, но исход сражения решило предательство дворянина Прокофия Ляпунова, переметнувшегося вместе со своим отрядом тяжелой конницы на сторону царских войск. Казаки не выдержали удара в тыл, и обратились в бегство. В этом сражении полег цвет армии «Петра Федоровича» - донские, терские и волжские казачьи сотни, а также казаки из Путивля и Рыльска. Таким образом, конец «царевича Петра» был предрешен.

8. «Царевич Петр» во время «тульского сидения»

После захвата Тулы, ближайшей крепости на подступах в Москве, Илейко задержался в ней, ожидая подхода главных сил повстанцев. Здесь же произошла его встреча с местным помещиком Истомой Михеевым, который «посылай был с Москвы на Волгу уличать вора Петрушку». Для обличителя встреча оказалась роковой. Михеев был замучен, его тело сожжено, поместье разграблено, и родовые жалованные грамоты уничтожены «воровскими казаками».

Политика самозванца в Туле продолжала путивльскую - здесь также был развязан кровавый террор в первую очередь против знати и духовенства, как приверженцев враждебной партии, сюда повстанцы присылали также пленных дворян, захваченных в других регионах, где шла гражданская война. По воспоминаниям очевидцев «вор Петрушка» имел за обыкновение казнить по десятку человек ежедневно.

12 июня 1607 года к Туле подступили войска Скопина-Шуйского. Осаждающие отмечали смелость и находчивость запертых в городе болотниковцев, по свидетельству документов того времени

По совету муромского помещика Ивана Кровкова, решено было затопить город, чтобы таким образом вынудить осажденный гарнизон к сдаче. Работы велись под руководством дьяков Разрядного приказа на обоих берегах реки Упы.

На правом, заболоченном берегу была сооружена дамба размером «с полверсты», которая должна была во время осеннего паводка не позволить реке разлиться по низменности, но вызвать резкий подъем уровня воды.

Действительно, осенний паводок полностью отрезал город от внешнего мира, превратив его в заболоченный остров посреди полностью залитой водой равнины. В городе начались болезни и голод, единственной надеждой осажденных оставалось войско Лжедмитрия II, который, однако, не спешил идти на помощь. Чтобы оказать давление на лжецаря, князь Григорий Шаховской, с самого начала поддерживавший с ним связь, был заключен в тульскую тюрьму до самого «подхода царя Димитрия». От Ивана Болотникова все решительней требовали рассказать правду о «царе», чье возвращение тот неоднократно обещал. Ответ Болотникова звучал так:

Подобный ответ не мог не вызвать разочарования, усилилось влияние тех, кто готов был открыть ворота царским войскам, чтобы выдав зачинщиков мятежа, выторговать для себя сохранение жизни и достояния.

Надо сказать, что Иван Болотников и «царевич Петр» сами начали переговоры с Василием Шуйским, предлагая ему открыть ворота взамен на сохранение жизни, в противном случае угрожая, что осада затянется до тех пор, пока жив хоть один человек из крепостного гарнизона. Подобное обещание царем было дано.

Со своей стороны «осадные люди» прислали царю Борису посольство, «бити челом и вину свою приносить, чтоб их пожаловал, вину им отдал, и оне вора Петрушку, Ивашка Болотникова и их воров изменников отдадут ».

9. Пленение и казнь

Захваченный в плен «царевич Петр» дал свои первые признательные показания 10-12 октября 1607 года перед сопровождавшими царя окольничими, боярами и «служилыми людьми». По сохранившимся записям, он именно тогда назвал свое настоящее имя и рассказал подлинную историю жизни до самого момента пленения. Считается, что столь поспешный образ действий был необходим Василию Шуйскому, чтобы дискредитировать руководителей восстания в глазах рядовых участников движения. В дальнейшем Илейко был препровожден в Москву, где допросы продолжались, затем 4 месяца спустя казнен «по совету всей земли ». Об этом сохранилась запись, которую сделал в своем дневнике ссыльный поляк Станислав Немоевский. Если верить ему, то 30 января 1608 г.:

Более подробно это событие описывает Элиас Геркман в своем сочинении «Историческое повествование о важнейших смутах в государстве Русском». Его рассказ звучит следующим образом:

Казнь совершилась у стен Данилова монастыря, за внешним кольцом Московских укреплений - Земляным городом. Вероятной датой этого события называется 12 января 1608 года.

Литература

• Скрынников Р. Г. Три Лжедмитрия; М., ООО «Издательство АСТ», 2003. (электронная версия)
• И. И. Смирнов КОГДА БЫЛ КАЗНЕН ИЛЕЙКА МУРОМЕЦ?

Д. И. Иловайский упоминает Илейко в связи с русским богатырским эпосом в статье: «Богатырь-казак Илья Муромец как историческое лицо» («Русский Архив», 1893, кн. 5). Показания Илейко был напечатаны в «Акт. Археогр. Экспед.» (II,81).

скачать
Данный реферат составлен на основе статьи из русской Википедии . Синхронизация выполнена 11.07.11 17:05:52
Похожие рефераты: Илья Муромец, Персоналии Муром , Самозванцы Смутного времени , Умершие в 1608 году .
Текст доступен по лицензии Creative Commons Attribution-ShareAlike .

КОГДА БЫЛ КАЗНЕН ИЛЕЙКА МУРОМЕЦ?

(Несколько хронологических сопоставлений)

Ист. СССР, 1968 №4

Судьба Илейки Муромца - самозванного «царевича Петра» и крупнейшего, после Болотникова, деятеля крестьянской войны 1606-1607 гг., – почему-то не привлекала внимания исследователей, ограничивающихся кратким указанием в общей форме на то, что после падения Тулы 10 октября 1607 г. Илейка Муромец был отправлен Василием Шуйским в Москву и затем казнен. Между тем источники не только позволяют установить время казни Илейки - январь 1608 г., но и дают возможность объяснить, в чем крылась такая медлительность в расправе с ним правительства Василия Шуйского.

И для русских, и для иностранных источников, содержащих сведения о судьбе Илейки, общей чертой является указание на демонстративный, публичный характер казни Илейки, в противоположность тайной расправе с Болотниковым 1.

Из иностранцев наиболее подробное описание казни Илейки дает в своем сочинении «Историческое повествование о важнейших смутах в государстве Русском» Элиас Геркман. Описание это заслуживает быть приведенным целиком: «Он был приговорен к повешению, выведен из Москвы и приведен на место, где стояла виселица. Многие очевидцы рассказывают, что вышеупомянутый Петр Федорович (взойдя на лестницу) говорил кругом стоящему народу, что он перед его царским величеством не совершил преступления, заслуживающего смертной казни, что его преступление состоит только в том, что он выдавал себя за сына Федора Ивановича, что он на самом деле его сын и за это убеждение готов умереть; что его слова найдут справедливыми, если прикажут узнать о нем на Дону, что за грехи, за то, что он с казаками на Дону вел безобразную жизнь, бог наказывает его позорною смертью. Его повесили на мочалах, которые не могли крепко затянуть, так как они были очень толсты, и преступник был еще жив, когда палач уже спустился вниз. Увидев это, палач взял у близ стоявшего крестьянина дубину (которую тот случайно держал в руках), снова влез на виселицу и ударил царевича по черепу. От этого удара он умер» 2.

Рассказ Геркмана представляется мне в своей основе достоверным 3. В пользу такой оценки его говорит не только прямая ссылка автора на «многих очевидцев», но и, что гораздо более существенно, ряд деталей обстановки казни, содержащихся в нем.

Так, указание, что Илейка был на казнь «выведен из Москвы», соответствует свидетельству «Карамзинского хронографа», что Илейка был казнен «подд Даниловым монастырем», расположенным за пределами внешнего кольца стен, окружавших Москву,- Земляного города. То же следует сказать относительно содержащегося в рассказе Геркмана указания на «народ», стоявший вокруг места казни Илейки: именно о казни Илейки «перед народом» говорится в Рукописи Филарета. Наконец, сообщение Геркмана о том, что повешенный Илейка был до-

1 «Пискаревский летописец». «Материалы по истории СССР». II, М., 1955, стр. 132; «Сборник Муханова», Изд. II, СПб., 1866, стр. 276; А. П о п о в. Изборник славянских и русских сочинений и статей, внесенных в хронографы русской редакции, М., 1869, стр. 338; И. И. С м и р н о в. Краткий очерк истории восстания Болотникова, М., 1953. Приложение, стр. 150.

2 «Сказания Массы и Геркмана о Смутном времени в России», СПб., 1874, стр. 301.

3 Общую оценку сочинения Геркмана, изданного в Амстердаме в 1625 г., см. в моей книге «Восстание Болотникова», М., 1951, стр. 465-466.

бит палачом ударом дубины по черепу, полностью совпадает с аналогичным рассказом, содержащимся в записках Станислава Немоевского, о том, что Илейку «вывели на площадь и убили ударом дубины в лоб» 4.

Несколько сложнее обстоит дело с вопросом о степени достоверности рассказа Геркмана в той его части, где говорится о речи Илейки народу перед казнью и излагается содержание этой речи. Этот вопрос тесно связан с более общим вопросом: каакие цели преследовало правительство Шуйского казнью Илейки?

Публичный и демонстративный характер казни Илейки в Москве (в противоположность тайному умерщвлению Болотникова в далеком Каргополе) имел целью оказать этим актом воздействие на народ, являясь заключительным звеном политической кампании, которую развернуло правительство Шуйского с того самого момента, когда после падения Тулы 10 октября 1607 г. в его руках оказались Илейка и Болотников, и которая заключалась в распространении всякого рода клеветы и провокаций против руководителей и вождей восставших крестьян.

Важнейшим моментом в этой кампании являлась рассылка по городам царских грамот о взятии Тулы, в которых «тульские сидельцы» во главе с Болотниковым изображались раскаявшимися преступниками, «добившими челом» царю Василию и выдавшими ему Илейку Муромца.

Эта версия царских грамот, извращавшая действительные обстоятельства падения Тулы, имела целью очернить участников восстания и его руководителей и одновременно скрыть от масс вероломство Василия Шуйского, нарушившего «крестное целование» и торжественное обещание «тульским сидельцам» беспрепятственного выхода из осажденной Тулы и помилования всех участников и руководителей восстания 5.

В действительности Болотников и в оковах оставался пленным, но не сломленным вождем крестьянской войны. И последние слова Болотникова, сохраненные очевидцем-современником, были грозные слова, обращенные к его врагам - «боярам», что он еще будет их в оковы сажать «и в медвежьи шкуры зашивать» 6.

Несколько иначе обстояло дело с Илейкой Муромцем. По-видимому, Шуйскому удалось добиться от мужицкого «царевича» признания в самозванстве, и этот козырь, оказавшийся в руках правительства Шуйского, был немедленно использован им в политической игре, сначала в форме публичного заявления Илейки «перед государевы бояры и передо всей землею» 7, а затем путем рассылки грамот с текстом этого заявления по городам.

Текст заявления Илейки, правда, дефектный 8, сохранился (в изложении царской грамоты), что дает возможность составить себе представление о его характере и содержании. Это подробная автобиография Илейки, записанная с присущей приказному делопроизводству точностью, с сохранением колорита живой речи и доведенная до момента прихода отряда Илейки в Тулу весной 1607 г.

4 А. Н i г s с h b e r g. Pamietnik Stanislava Niemojewskiego, Львов, 1899, стр. 235. Русский перевод Записок Немоевского см. в издании: А. А. Т и т о в. Рукописи славянские и русские, принадлежащие И. А. Вахромееву, вып. 6, М., 1907, стр. 218. В дальнейшем даются ссылки на польское издание, с одновременным указанием страниц русского перевода.

5 Подробный разбор всех данных, содержащихся в источниках, об обстоятельствах падения Тулы см. И. И. С м и р н о в. «Восстание Болотникова», стр. 468-492.

6 А. Н i г s с h b e r g. Polska a Moskwa w Pierwszej Polowine Wiekze, Львов, 901. стр. 128. Русский перевод см. «Восстание И. Болотникова. Документы и материалы», М., 1959, стр. 175. В дальнейшем даются ссылки на польское издание с одновременным указанием страниц русского перевода.

7 «Архив П. М. Строева», т. II, РИБ, т. XXXV, СПб., 1917, № 69. ААЭ, т. II, № 81.

8 В столбце с текстом заявление Илейки утерян один из составов: третий от начала.

Хотя конец речей Илейки в дошедшей до нас грамоте отсутствует, но их характер предопределяется рассказом Илейки (в сохранившейся части его заявления) о том, как он был провозглашен казаками «царевичем». В сочетании с подробным рассказом о том, что «родился де он в Муроме, а прижил де его, с его матерью с Ульянкою, Иваном звали Коровин без венца; а имя ему Илейка, а матери его муж был Тихонком звали Юрьев, торговый человек» 9,-рассказом, аутентичность которого с бесспорностью вытекает из самого его содержания,- это со всей очевидностью свидетельствует, что заявление Илейки заканчивалось признанием им своей вины и раскаянием.

В этом публичном признании Илейкой своего самозванства и заключалась политическая цель, которую преследовало правительство Шуйского устройством выступления Илейки «перед государевыми боярами» и перед «всей землей», т. е. перед каким-то широким собранием, состоявшим не только из боярской думы, но из представителей «всей земли» - термин, обозначающий в современных (XVII в.) источниках Земский собор, или равнозначные собору представительные органы.

Из вводной части грамоты с текстом речей Илейки следует, что заявление Илейки было сделано в самый момент падения Тулы: «116-го, октября в 10 день, как государю царю и великому князю Василью Ивановичю всеа Русии город Тула и которые воры седели на Туле, Илейка Муромец, что назывался воровским умышлением блаженные памяти государя царя и великого князя Федора Ивановича всеа Русии сыном царевичем Петром, да Ивашко Болотников, и казаки Донские и Волские, и Терские, и Черкасы, и всякие многие люди розных городов, и Тульские жильцы, посадцкие люди,- государю добили челом, и начальник их вор Илейка Муромец сказал про себя сам перед государевы бояры и передо всею землею» 10.

Такое определение времени выступления Илейки подтверждается тем, как в речах Илейки говорится о Туле: «а Нагиба де и Наметка ныне здесь седели на Туле»; «приехали к ним з грамотою ис Путимлю Горяйном зовут, седел на Туле ныне». Таким образом, Тула прямо подразумевается («здесь») как место нахождения Илейки в момент произнесения речи, момент же этот определяется (употреблением формы «ныне») как непосредственно следующий за «сидением» в Туле.

Поскольку в грамоте В. Шуйского в Пермь от 13 октября 1607 г. (помеченной «писан на Туле») уже говорится о том, что «вора Илейку послали есьмя к Москве, чтобы всем людям наших государств такое воровское умышление было ведомо» 11, очевидно, заявление Илейки датируется 10-12 октября 1607 г. Определение места и времени заявления Илейки позволяет конкретизировать и формулу о «государевых боярах» и «всей земле», перед которыми выступал Илейка. С Василием Шуйским в походе находилась большая часть боярской думы (11 бояр, 5 окольничих и другие думные чины; в Москве оставалось 8 бояр и 2 окольничих) 12. Что же касается «всей земли», то в этом качестве в Туле, очевидно, действовали представители служилых людей из войска В. Шуйского.

Грамота с текстом речей Илейки дошла до нас в виде подклейки к грамоте В. Шуйского в Сольвычегодск от 19 октября о падении Тулы 13. Это позволяет сделать заключение о том, что речи Илейки рассылались по городам одновременно с грамотами о падении Тулы в качестве своего рода приложения к ним.

9 «Архив П. М. Строева», т. II, № 69.

11 СГГД, ч. II, № 154.

12 С. А. Б е л о к у р о в. Разрядные записи за смутное время, М.. 1907. стр. 87-88.

13 См. ААЭ, т. II, № 81 и «Архив Строева», т. II, № 69. Легенда. (В настоящее время хранится в архиве ЛОИИ).

Однако более детальное ознакомление с грамотой от 19 октября в Сольвычегодск и с грамотой, содержащей речи Илейки, показывает, что между ними нет никакой связи, и каждый из двух актов является совершенно самостоятельным и независимым от другого. Подклейка же речей Илейки к грамоте от 19 октября является позднейшей и вторичной и была осуществлена не в Москве, при отсылке в Сольвычегодск грамоты от 19 октября, а уже в Сольвычегодске.

Это доказывается, прежде всего, палеографически. Грамота от 19 октября, к которой подклеены речи Илейки, представляет собой не подлинник, а список, что прямо отмечается в ее тексте («Список з государевы грамоты», «А на заде у грамоты на згибе подпись» и т. д.). Напротив, грамота с речами Илейки является подлинным документом, отправленным из Москвы и полученным в Сольвычегодске, как это следует из пометы на обороте в верхней части грамоты: «116, декабря в 11 день пришла с третним казаком Евтихейком Хлебником» 14. Разными являются и почерки грамот и филиграни.

То, что грамота с речами Илейки «пришла» в Сольвычегодск 11 декабря 1607 г. 15, может служить вторым доказательством несвязанности ее с грамотой от 19 октября. Дело в том, что из помет на грамотах видно, что на доставку грамот из Москвы в Сольвычегодск уходило от двух до трех недель 16. Поэтому грамота от 19 октября пришла в Сольвычегодск не позднее начала ноября 1607 г. А вероятнее всего, учитывая важность ее содержания, даже в конце октября. И уж никак не в декабре. Иными словами, грамота от 19 октября была получена в Сольвычегодске задолго до грамоты с речами Илейки и независимо от нее.

Это заключение подкрепляется обращением к сборнику Государственной Публичной библиотеки под шифром (Q.IV.17, известному еще со времен Карамзина. По характеристике Е. Н. Кушевой, специально исследовавшей этот сборник, «содержание сборника составляют несколько литературных произведений эпохи Смуты и ряд грамот времени царей Федора, Бориса, 1-го самозванца. Василия Шуйского, междуцарствия и царя Михаила Федоровича (с 1592 по 1616 гг.), расположенных в хронологическом порядке и адресованных в большинстве случаев в Соль Вычегодскую или имеющих в конце пометы о доставке их в Соль Вычегодскую» 17. Е. Н. Кушева следующим образом рисует историю составления сборника: «Сборник начал составляться в 1605 г. в Соли Вычегодской в доме Строгановых и писцами их канцелярии, между которыми можно назвать Ждана Воронина. В 1606 и 1707 годах, продолжая пополняться грамотами, литературными произведениями, он получил и некоторое приращение спереди, состоящее из послания патриарха Иова 1592 года и нескольких статей 1598 г. В годы 1608-1609 работа над ним была временно прекращена. Возобновилась она в 1610 году, когда снова начали заносить в сборник грамоты по 1613 год.

14 «Архив Строева», т. II, № 69.

15 Хотя в сохранившейся части грамоты с речами Илейки и нет упоминаний о Сольвычегодске, однако то, что эта грамота, подобно грамоте от 19 октября, была адресована в Сольвычегодск, не вызывает сомнений и доказывается как фактом подклейки ее к грамоте, адресованной в Сольвычегодск (грамота от 19 октября), так и тем, что обе эти грамоты были найдены П. М. Строевым «в остатках соборного архива в Соль-Вычегодске» (см. ААЭ, т. II, № 81. Легенда).

16 См. ААЭ, т. II, № 36; № 38, 1 № 73, 74; см. также № 57, 58, 59. Царские грамоты из Москвы доставлялись в Сольвычегодск за 11-12 дней. Митрополичьи же грамоты из Ростова - за 13-22 дня. Единственный пример более длительных сроков доставки грамот в Сольвычегодск - это грамота патриарха Иова от 14 января 1605 г., полученная в Сольвычегодске только 3 марта 1605 г. Но эту грамоту не привез, как обычно, а «принесл грамоту в Введенской монастырь ямщик тотомской» (ААЭ, т. II, № 28).

17 Е. Н. К у ш е в а. Из истории публицистики Смутного времени, Саратов, 1926, стр.33.

Еще до 1624 года сборник принял уже свой настоящий вид, в конце были приписаны грамоты Строгановым 1613-1616 годов, спереди прибавлено оглавление, а в сборник старого состава включен ряд статей, что вызвало замену старой киноварной нумерации новой, писанной чернилами»18. Среди грамот сборника имеется и грамота от 19 октября 1607 г., однако без текста речей Илейки. Причем грамотой от 19 октября 1607 г. заканчивается часть сборника, содержащая грамоты 1606-1607 гг. Дальнейшие грамоты сборника относятся к 1610- 1613 гг. Грамота же с текстом речей Илейки в сборнике вообще отсутствует 19. Это обстоятельство, в свете наблюдений Е. Н. Кушевой, что грамоты в сборник списывались писцами Строгановых «непосредственно с подлинников», причем «постепенно, по мере их получения» 20,- говорит о том, что грамота от 19 октября была скопирована в Строгановский сборник еще до получения в Сольвычегодске грамоты с речами Илейки. Последняя же не попала в сборник, так как работа над ним именно после скопирования грамоты от 19 октября была прервана до 1610 г. 21

Итак, грамота с речами Илейки совершенно самостоятельна и независима от грамоты от 19 октября 22.

Таковы выводы, к которым приводит палеографическое и текстологическое изучение грамоты в Сольвычегодек от 19 октября и грамоты с речами Илейки.

Эти выводы можно сделать еще более определенными, если обратиться к сопоставлению рассматриваемых грамот со стороны их содержания. Возможность для такого сопоставления дает то, что и в грамоте в Сольвычегодек от 19 октября и во вводной части грамоты с речаи Илейки излагаются обстоятельства падения Тулы. Сопоставление приводит к неожиданному выводу. Оказывается, в изображении обстоятельств падения Тулы в грамоте в Сольвычегодек от 19 октября и в грамоте с речами Илейки имеются существенные различия.

Что касается грамоты от 19 октября, то в ней воспроизводится официальная версия правительства В. Шуйского о раскаянии «тульских сидельцев» и выдаче ими Шуйскому царевича Петра - Илейки. В соответствии с этим обстоятельства падения Тулы изображаются следующим образом: «Тульские сидельцы, узнав свою вину, нам великому государю добили челом и крест нам целовали, и Григорьевского человека Елагина Илейку, что назвался воровством Петрушкою, к нам прислали» 23. Эта формула текстуально совпадает с формулой в грамоте от 13 октября 1607 г. в Пермь, а также в грамоте в Астрахань (сохранившейся - в изложении - в Ногайских делах Посольского приказа) 24.

18 Там же, стр. 36-37.

19 Описание сборника Q.IV.17. см. Е. Н. К у ш е в а. Указ. соч., стр. 23-33.

20 Там же, стр. 33, 38.

21 К наблюдениям Е. Н. Кушевой над сборником Q.IV.17 можно добавить следующее. Сличение текста грамоты в Сольвычегодск от 19 октября в Строгановском сборнике и в списке, найденном Строевым в архиве Сольвычегодской соборной церкви, обнаруживает в последнем списке ряд пропусков в тексте («и мы, великий государь, благодарив б о г а о таком велии м и л о с е р д и и божии»; «Троицы славимому богу и пречистей е г о богоматери». Разрядкой отмечены пропуски), а также различия в написании отдельных слов («Шарапу» и «Шерапу»; «Троицы» и «Троице»). Из этого следует, что копия для Строгановых снималась с текста, не имевшего отмеченных пропусков, т е. не со списка, найденного Строевым, а с подлинника.

22 Грамота В. Шуйского в Пермь от 18 октября 1607 г., тождественная по содержанию с грамотой в Сольвычегодск от 19 октября, также не имеет приложения в виде речей Илейки (СГГД., ч. II, № 154). При этом, в отличие от грамоты в Сольвычегодек от 19 октября, дошедшей до нас в списках, грамота в Пермь сохранилась в подлиннике.

23 «Архив П. М. Строева», т. II, № 69.

24 СГГД, ч. II, № 154; А. М. Г н е в у ш е в. Акты времени правления царя Василия Шуйского, М., 1914, стр. 171-172.

Обращаясь к версии грамоты с речами Илейки, воспроизведенной выше, нетрудно видеть, что в ней отсутствует самая основа версии сольвычегодской, пермской и астраханской грамот - момент противопоставления Илейки остальным «Тульским сидельцам» и выдачи ими Илейки В. Шуйскому. Напротив, в грамоте с речами Илейки все тульские сидельцы во главе с Илейкой изображаются как добившие челом, Илейка же называется «начальником» восставших. Различие версий о Туле в рассматриваемых грамотах особенно наглядно выступает при сопоставлении перечня добивших челом. В сольвычегодской грамоте он открывается именами князей Телятевского и Шаховского, после которых назван Болотников. В грамоте же с речами Илейки Телятевский и Шаховской отсутствуют вовсе и названы поименно лишь Илейка Муромец, открывающий перечень, и Болотников. Наконец, и сам Илейка по-разному называется в сольвычегодской грамоте и в грамоте с речами: в первой - просто Илейка, во второй - с добавлением «Муромец».

Итак, грамота с речами Илейки содержит совершенно иную, по сравнению с сольвычегодской (и пермской и астраханской) грамотой, версию об обстоятельствах падения Тулы. Это не только подкрепляет полученные выше выводы о самостоятельности и независимости грамоты с речами Илейки от грамоты в Сольвычегодск от 19 октября, но и вообще исключает возможность одновременной посылки этих грамот, как содержащих взаимоисключающие версии по вопросу об Илейке и его поведении в момент падения Тулы. При этом оба отличия версий, содержащихся в грамотах, носят политический характер, что исключает возможность говорить о случайности данных отличий. Но отсюда следует, что та версия об обстоятельствах падения Тулы, которая была создана правительством Шуйского в самый момент падения Тулы, на каком-то этапе развития событий перестала удовлетворять Шуйского и была заменена новой версией, отраженной в грамоте с речами Илейки.

Время появления этой новой версии определяется пометой на обороте грамоты с речами Илейки. Пользуясь приведенными выше данными о количестве дней, требовавшихся для доставки грамот из Москвы в Сольвычегодск, нетрудно высчитать, что время отправки из Москвы грамоты с речами Илейки (полученной в Сольвычегодске 11 декабря) падает на 20-е числа ноября, вероятнее, даже на конец ноября.

Отсюда следует, что во второй половине ноября правительство Шуйского вновь возвращается к моменту падения Тулы, но теперь уже дает этому событию несколько иное освещение. Новое освещение обстоятельств падения Тулы в грамоте с речами Илейки стоит в прямой связи с основным характером этого документа, преследовавшего цель - привлечь внимание к Илейке Муромцу. Главное его содержание составляли речи Илейки с признанием о его самозванстве. (Об обстоятельствах же падения Тулы говорится во введении к грамоте, объясняющем происхождение речей Илейки.)

В грамоте с речами Илейки очень явственно видны следы работы по ее составлению. Сами речи в грамоте, как сказано выше, несомненно, воспроизводят запись действительных речей Илейки, сделанных еще в Туле, в момент его пленения. Вводная же часть грамоты, напротив, составлена позднее, уже в момент рассылки речей Илейки. Это видно не только из ее содержания (версия о падении Тулы, отличная от версии октябрьских грамот), но и из иной, по сравнению с октябрьскими грамотами, формы обозначения даты падения Тулы. В то время как в грамотах о падении Тулы дата ее падения обозначается без года, просто «октября в 10 день» - что вполне естественно для документа, составленного в самый момент падения города, - в грамоте с речами Илейки дата падения Тулы названа уже с годом: «116-го октября в 10 день»,- форма обозначения опять-таки естественная для документа, время со-

ставления которого отделено уже каким-то промежутком от времени падения Тулы.

При рассмотрении грамоты с речами Илейки еще важнее выяснение ее общего характера, установление того, что представляет из себя эта грамота как целое.

Прежде всего, самое ее обозначение как грамоты (в нашем предшествующем изложении) носит условный характер. Ибо в ней нет ни указания на то, от кого она исходит, ни обозначения адресата, ни удостоверительной части, ни даты. Она начинается цитированными выше словами: «116-го октября в 10 день» и заканчивается фразой из показаний Илейки о том, что Илейка с своим войском «пришли з Донца на Украйну во Царев город, а ис Царева города пришли в Путимль, а из Путимля пришли на Тулу». При этом можно с уверенностью говорить о том, что именно в таком виде грамота с речами Илейки и была отправлена из Москвы (и соответственно получена в Сольвычегодске). В отношении начала грамоты это видно из того, что помета на обороте о ее получении находится в самом верху грамоты, это свидетельствует о том, что это действительно ее начало. Конец также не вызывает сомнений: последний из сставов столбца, на котором написана грамота, гораздо короче предыдущих, причем и он записан не весь, и в конце столбца осталось довольно порядочное чистое место.

На всех сставах столбца с речами Илейки имеются следы продольных, и поперечных сгибов, свидетельствующие о том, что столбец был сложен пакетом в треть длины сстава. После этого на сгибе, поперек текста, был написан адрес, вероятно, тот же, что и на грамоте в Сольвычегодск от 19 октября, о котором в списке этой грамоты говорится: «А назаде у грамоты на згибе подпись: К Соли Вычегодцкой Шарапу Семеновичю Якушкину».

К сожалению, в грамоте с речами Илейки адрес не сохранился. Очевидно, он был написан как раз на том сставе (третьем от начала), который утрачен 25. Наличие на столбце сгибов, являющихся следами того, что грамота с речами Илейки была сложена в пакет, свидетельствует о том, что она такой адрес имела и в соответствии с ним была отправлена из Москвы в Сольвычегодск, куда и «пришла» 11 декабря 1607 г.

Тот вид, который имела грамота с речами Илейки, приводит к выводу, что перед нами, собственно говоря, не документ, не грамота, в собственном смысле слова, а своего рода прокламация, листовка, имеющая целью довести до сведения населения содержание речей Илейки и для этого рассылавшаяся по городам 26.

25 Вероятность того, что адрес приходился именно на этот сстав, подкрепляется путем проверки на практике сгибания и упаковки «столбца» из 5 сставов. По следующей схеме: сначала загибается текстом внутрь пятый, короткий сстав, затем последовательно первый, второй, третий и, наконец, четвертый сстав. После этого сложенный по сставам столбец еще раз сгибается втрое - четвертым сставом внутрь, а затем уже перегибается вдоль, и по линии сгиба на оборотной стороне третьего сстава, поперек текста пишется адрес.

Наглядное представление о такого рода упаковке дает грамота в Пермь от 13 октября 1607 г., сохранившаяся в подлиннике. Пермская грамота написана на столбце из двух сставов. На обоих сставах следы перегиба: два поперечных сгиба и один продольный. Адрес написан на обороте первого сстава, на линии продольного сгиба, поперек текста: «В Пермь Великую князю Семену Юрьевичу Вяземскому» (Архив ЛОИИ, К. 122 (Соликамские акты), т. 1, № 56). Ни в СГГД, ни в «Документах и материалах о восстании Болотникова» запись на обороте не воспроизведена и не отмечено, что грамота - подлинник.

26 Примером подобного рода использования правительством Шуйского подлинных документов в целях политической пропаганды может служить «Извет Варлаама», основу текста которого составляет действительный «извет», т. е. заявление Варлаама относительно личности первого Самозванца. (См. Е. Н. К у ш е в а. Указ. соч., стр. 53- 58; И. А. Г о л у б ц о в, «Измена» смольнян при Б. Годунове и «извет» Варлаама. «Уче-

Чем же объясняется этот ход политической пропаганды? Зачем правительству Шуйского в конце ноября 1607 г. понадобилось рассылать по городам текст речей Илейки и таким путем вновь привлекать внимание к фигуре находящегося в московской тюрьме мужицкого «царевича»? Объяснение этого следует искать в тогдашней политической обстановке.

Как раз на это время - ноябрь-декабрь 1607 г.- падает первый этап вооруженной борьбы между Лжедмитрием II и Василием Шуйским, борьбы, в которой Лжедмитрий II опирался не только на отряды польской шляхты, составлявшие основное ядро его войска, но и на казацкие отряды. Социальная же демагогия Лжедмитрия II, которую он особенно широко использовал как оружие в борьбе против Шуйского, привлекала к нему и социальные низы - крестьян, холопов, в том числе участников восстания Болотникова 27.

Фокусом борьбы между Лжедмитрием II и Василием Шуйским являлся в конце 1607 г. город Брянск. Военные действия под Брянском охватывают период почти в два месяца - с 9 ноября 1607 г., когда Лжедмитрий II подошел с войском к Брянску и начал осаду города, и до 6 января 1608 г., когда он прибыл в Орел на зимовку, так и не взяв Брянска 28.

Среди свидетельств источников о событиях под Брянском особый интерес в плане рассматриваемого вопроса представляет сообщение Нового Летописца о приводе казаками под Брянск нового самозванца Федьки: «Приидоша же к Вору казаки и привезли с собою ж вора, назвавшегося царевичем Феодором, царя Федора Ивановича сыном, а ему будто племянник. Брянску же наипаче зделаху утеснение» 29. Это известие подтверждается и конкретизируется польским источником - письмом из-под Брянска от 30 ноября н. с. 1607 г. пана Станислава Куровского пану Расковскому. Куровский в своем письме, во-первых, называет нового царевича полным именем: Федор Федорович (причем допускает неточность в обозначении степени родства «царевича Федора» к «царю Дмитрию», называя его не «племянником», как следовало бы, а «двоюродным братом Дмитрия»); во-вторых, сообщает, что Федор Федорович «недавно был на войне» и «пришол с 3000 казаков»; наконец, в-третьих,- что особенно важно,- характеризует положение, занимаемое царевичем Федором в лагере Лжедмитрия II, указывая, что «он сам с своими людьми находится под командованием царя нашего и служит ему как какой-нибудь сын боярский, однако находится у царя в великом почете» 30.

Итак, у находившегося в Москве, в плену у Василия Шуйского, Илейки, т. е. «царевича Петра Федоровича», неожиданно появился под Брянском «брат» (очевидно, «младший») Федор Федорович. Это обстоятельст-

ные записки Института истории РАНИОН», т. V, М., 1928). При этом можно думать, что сначала «Извет Варлаама» распространялся как таковой, а затем уже был включен в текст «Иного Сказания» (где подвергся интерполяции). Во всяком случае, из четырех сохранившихся списков «Извета» наиболее первоначальный вид имеет список, где «Извет» находится отдельно, независимо от «Иного Сказания» (Рук. отд. БАН, 34.8.25, лл. 522-524 об.).

27 По подсчетам И. С. Шепелева, «спод Брянском количество ратных сил самозванца исчислялось в 22 с лишним тысячи человек; из них, примерно, 12 тысяч поляков и литовцев, 2-3 тысячи севрюков-крестьян, холопов и мелкого служилого люда и 8 тысяч запорожских и донских казаков» (С. И. Ш е п е л е в. Освободительная и классовая борьба в Русском государстве в 1608-1610 гг., Пятигорск, 1957, стр. 52). Правда, И. С. Шепелев допускает «считать спорным приход под Брянск восьми тысяч казаков с Заруцким», поскольку, в то время как Пясецкий и Видекинд относят приход Заруцкого к Лжедмитрию II к моменту его нахождения под Брянском, Мархоцкий отодвигает приход Заруцкого уже ко времени пребывания Лжедмитрия II в Орле (Там же, стр. 52). Но наличие казаков у Лжедмитрия II под Брянском, независимо от того или иного решения вопроса об отряде Заруцкого, с бесспорностью свидетельствуется письмом Станислава Куровского (см. ниже).

28 И. С. Ш е п е л е в. Указ. соч, стр. 50-54.

23 ПСРЛ, т. XIV, стр. 77.

30 А. Hitschberg. Dia czego Polacy popierali drugiego Samozwanca? Отдельный оттиск из «Сборника по славяноведению», СПб., 1904, стр. 3.

во создавало весьма деликатную ситуацию. В частности, появление на политической арене «царевича Федора» очень осложняло для правительства Шуйского вопрос о расправе с Илейкой. Ибо в таких условиях казнь Илейки, т. е. «царевича Петра», могла в глазах царистски настроенных народных масс лишь поднять, так сказать, династический вес «царевича Федора», и без того занимавшего высокое положение в лагере Лжедмитрия II.

В этой связи не может не броситься в глаза следующее обстоятельство. Появление под Брянском царевича Федора Федоровича почти совпадает по времени с рассылкой по городам грамот с речами Илейки. При этом есть основание считать, что появление Федора Федоровича под Брянском (датируемое письмом Куровского временем до 20 ноября ст. ст.) предшествовало по времени рассылке грамот с речами Илейки (датируемых пометой на Сольвычегодской грамоте с его речами концом ноября - после 20 ноября) 31.

Такое соотношение позволяет связать эти два события и по существу и видеть в рассылке речей Илейки с признанием своего самозванства мероприятие, направленное не только на дискредитацию самого «Петра Федоровича», но и его брянского «брата», гораздо более опасного в данный момент для правительства Шуйского, чем находящийся в тюрьме Илейка.

Однако ситуация, связанная с появлением «царевича Федора Федоровича», исчезла столь же внезапно, сколь неожиданно она возникла: «Той же Вор, кой назвался царевичем Дмитрием, того вора Федку, которова привезли казаки с Дону, подо Брянским убил до смерти» 32. Это свидетельство Нового Летописца не вызывает сомнений в его достоверности, хотя польские источники и молчат о судьбе «царевича Федора Федоровича».

Позиция Лжедмитрия II в отношении самозванных «царевичей» была резко враждебной. В известной грамоте Лжедмитрия II от 24 апреля 1608 г. он, приводя длинный перечень самозванных царевичей (в том числе и «Петра царевича» и «царевича Федора»), предписывает «тех воров сыскивать, которые называютца царевичами, а сыскав, велел бити кнутом; а бив кнутом велел их пометать в тюрьму до нашего указу»33. Расправа с «царевичем» Федором Федоровичем под Брянском вполне отвечала такой позиции Лжедмитрия II, как и расправа годом позже с пришедшими в Тушинский лагерь Астраханскими «царевичами» Августом и Лаврентием (также упомянутыми в грамоте от 24 апреля 1608 г.), которых Лжедмитрий II «велел повесити в Тушине по Московской дороге»34.

Трагический конец «царевича» Федора Федоровича свидетельствует о том, что почет и высокое положение в лагере Лжедмитрия II «другого царевича», как называет Федора Федоровича в своем письме Станислав Куровский, были чисто внешними и эфемерными и представляли собой лишь маскировку действительной позиции Лжедмитрия П. Вместе с тем следует учесть и заинтересованность Лжедмитрия II на первых порах в возможности использования трехтысячного отряда казаков «царевича» Федора, в чем Лжедмитрий II особенно нуждался в начале осады Брянс-

31 Между приходом Федора Федоровича под Брянск и рассылкой грамот с речами Илейки имеется промежуток времени порядка недели или 10 дней, достаточный для того, чтобы правительству Шуйского стало известно (из донесений воевод) о приходе «царевича» Федора под Брянск, Впрочем, о «царевиче» Федоре Федоровиче правительство Шуйского могло знать уже и до его прихода под Брянск: он пришел туда с Дона и участвовал ранее в войне.

32 ПСРЛ, т. XIV, стр. 77.

33 Д. Бутурлин. История Смутного времени, ч. II, СПб., 1841, Приложение, стр. 58.

34 ПСРЛ, т. XIV, стр. 89.

ка, когда силы второго Самозванца были еще весьма невелики. Однако по мере того, как в войско Лжедмитрия II под Брянском вливались отряды польской шляхты и он становился в военном отношении все сильнее, создавались предпосылки, позволившие Лжедмитрию II сбросить маску в отношениях с Федором и расправиться с ним, устранив его с дороги как потенциального соперника в борьбе за московский трон.

Нет возможности более точно датировать убийство «царевича» Федора Федоровича 35. Во всяком случае это произошло под Брянском до перехода Лжедмитрия II в Орел. Расправа Лжедмитрия II с «царевичем» Федором Федоровичем решающим образом сказалась на положении Илейки. После того, как Лжедмитрий II казнил самозванного «царевича Федора» (как, очевидно, изображалась Лжедмитрием II его расправа с «царевичем Федором Федоровичем»), всякая оттяжка казни Илейки означала бы, что царь Василий не решается сделать то, что столь решительно осуществил «царь Дмитрий», и тем самым подрывала престиж Василия Шуйского.

Это предопределяло дальнейшую судьбу Илейки.

Время казни Илейки устанавливается записью в дневнике Станислава Немоевского от 9 февраля н. ст. 1608 г.: «Дня 9, месяца февраля, прибыл посадский человек из Москвы. Наши проведали от него через стрельца, что на этих днях казнен Петрашко»36. Из этой записи следует, что «Петрашко», т. е. Илейка, был казнен незадолго до отъезда из Москвы на Белоозеро посадского человека, от которого Немоевский и другие поляки, находившиеся в ссылке на Белоозере, узнали о казни Илейки. При этом и характер записи, и характер известия, и наконец, ссылка на то, что о новости, привезенной посадским человеком, поляки узнали через стрельца,- все это делает наиболее вероятным, что день приезда посадского человека на Белоозеро - это или 9 февраля или один из ближайших к нему дней 37.

Таким образом, для установления дня казни Илейки необходимо определить длительность поездки посадского человека из Москвы на Белоозеро, а затем, беря за исходный момент для отсчета дату 9 февраля, вычесть из нее дни, затраченные на проезд от Москвы до Белоозера, плюс некоторое количество дополнительных дней, как ввиду того, что казнь Илейки была за несколько дней («на днях») до отъезда посадского человека, так и допуская, что дата записи в дневнике Немоевского не совпадает с датой приезда человека на Белоозеро.

Для решения задачи о том, сколько дней истратил посадский человек на проезд от Москвы до Белоозера, можно использовать прежде всего приведенные выше материалы о сроках доставки грамот в Сольвычегодск. Основанием для такого использования служит то, что, как следует из «Поверстной книги» XVII в., путь из Москвы на Белоозеро в большей части (до Вологды) совпадал с путем в Сольвычегодск. Если учесть, что, по данным «Поверстной книги», расстояние от Москвы до Белоозера (540 верст) составляло почти точно половину расстояния от Москвы до Сольвычегодска (1060 верст) 38, то, очевидно, и время на по-

85 То, что в Новом Летописце об убийстве «царевича Федора» говорится сразу же после сообщения о его приходе под Брянск, не может служить датировочным моментом, а представляет собой выражение литературной манеры этого источника, стремление исчерпать в одном месте весь сюжет о «царевиче Федьке», которому посвящена, данная глава Нового Летописца.

36 А. Н i г s с h Ь е r g. Pamietnik S. Niemojewsliego, стр. 234 (русский перевод, стр.218).

37 О характере записей в дневнике Немоевского см. И. И. С м и р н о в. «Восстание Болотникова», стр. 475-476. Историю текста дневника Немоевского излагает А. Гриш-берг во введении к его изданию записок С. Немоевского.

38 В. А. П е т р о в. Географические справочники XVII в. «Исторический архив», т. V, М.- Л., 1950, стр. 106, 111. Здесь же помещена карта дорог XVII в., составленная В. А. Петровым по данным «Поверстной книги». Данные «Поверстной книги» о расстоянии между городами современны рассматриваемым событиям. Главным источником «Поверстной книги» является «Погонная книга» 114, т. е. 1606.

ездку в Белоозеро составляло половину времени на поездку в Сольвычегодск.

Условно я допускаю, что «посадский человек» затратил на дорогу от Москвы до Белоозера 12 дней 39. Это дает дату выезда «посадского человека» из Москвы (9 февраля минус 12 дней) - 28 января н. ст., т. е. 18 января по московскому календарю. Учитывая, что, по словам «посадского человека», казнь Илейки имела место «на днях», т. е. незадолго до его отъезда, следует отнять от даты 18 января несколько дней - условно, три дня. Наконец, из полученной в результате этого даты - 15 января - следует исключить некоторое количество дней - условно также три дня,-допуская, что Немоевский мог сделать запись о приезде «посадского человека» на Белоозеро не в самый день этого события.

В итоге всех этих вычислений мы получаем в качестве вероятной даты казни Илейки - 12 января 1608 г.

Соотнося эту дату с событиями военных действий между Лжедмитрием II и Шуйским, следует прийти к выводу, что к этому времени правительству Шуйского уже было известно как об уходе Лжедмитрия II из-под Брянска, так и о предшествующей этому уходу расправе Лжедмитрия II с «царевичем» Федором Федоровичем 40.

Правительство Шуйского изображало исход борьбы под Брянском как поражение Лжедмитрия II и свою победу 41. Действительно, под Брянском Лжедмитрия II постигла неудача. Однако и степень поражения Лжедмитрия II и масштабы победы воевод Шуйского явно и сознательно преувеличивались Шуйским в целях политического воздействия на массы. Тем не менее с уходом Лжедмитрия II из-под Брянска в Орел обстановка в стране, бесспорно, изменилась в пользу Шуйского по сравнению с временем боев под Брянском.

То, что Илейка был казнен почти тотчас же после того, как правительство Шуйского получило известие об исходе борьбы под Брянском 42, заставляет думать, что устройством публичной казни самозванного

40 Лжедмитрий II прибыл в Орел 6 января ст. ст. 1608 г. (РИБ, т. I, стб. 130). Учитывая, что расстояние от Брянска до Орла составляло 140 верст («Исторический архив», т. V, стр. 137), на этот переход целого войска должно было уйти не менее 4-х дней. Иными словами, Лжедмитрнй II ушел из-под Брянска числа 2-3 января. Так как от Москвы до Брянска - 370 верст («Исторический архив», т. V, стр. 137), то гонец от воевод с известием о победе под Брянском, ехавший с максимальной скоростью, должен был достичь Москвы за 5-6 дней (ср. скорость путешествия Дженкинсона, проехавшего расстояние от Вологды до Москвы - 420 верст по «Поверстной книге» («Исторический архив», т. V, стр. 106), за 6 дней), т. е. не позднее 7-8 января 1608 г.

41 «Подо Брянском воров побили. И царь Василей Иванович послал во Брянеск х боярину и воеводам князю Михаилу Федоровичу Кашину да к Ондрею Никитину сыну Ржевскому за службу з золотыми». (С. А. Б е л о к у р о в. «Разрядные записи», стр. 46).

42 Сведения о времени казни Илейки содержатся также в днеяни-ке Диаментовского. В записи от 7 февраля н. ст. 1608 г. излагается содержание письма католического монаха-миссионера Н. де-Мело; пункт 2 письма гласит: «Петрушка на Москве повешен, а Болотников в оковах» (А. Н i г s с h Ь е r g. Polska a Moskwa, стр. 123. Русский перевод, стр. 174). Письмо Н. де-Мело, находившегося в это время в заключения в Борисоглебском монастыре, под Ростовом, несомненно менее точный источник информации, чем рассказ «посадского человека». Но в общем это письмо может служить подтверждением даты казни Илейки, полученной на основе данных дневника Немоевского. Следует учитывать более длительное время прохождения этой информации - сначала к Н. де-Мело, а затем уже от него в Ярославль - Диаментовскому. Другая, более ранняя запись дневника Диаментовского - от 5 января н. ст. 1608 г.- представляет запись различных слухов («возобновились вести»), среди которых и то, что «Петрушка повешен в Москве» (А. Н i г s с h Ь е r g, стр. 120. Русский перевод, стр. 174), - слух явно ложный.

«царевича Петра» правительство Шуйского хотело усилить эффект от победы под Брянском над самозванным царем Димитрием 43.

Однако этот замысел оказался сорванным неожиданным для Шуйского поведением Илейки.

Возвращаясь к рассказу Геркмана о казни Илейки, я считаю, что речь Илейки, о которой говорит Геркман, вполне вероятна. И если раньше (пытками или обещанием помилования) у Илейки могли вынудить признание в самозванстве, использованное затем Шуйским в своих политических целях, путем организации публичного раскаяния Илейки, то теперь, перед казнью, Илейка вполне мог заявить, что он «на самом деле» сын царя Федора Ивановича, и тем самым сорвать планы своих палачей.

Если допустить, что рассказ Геркмана достоверен и в этой части, то это объясняет и такую его деталь, как добитие Илейки ударом дубины,- чтобы тем самым скорей покончить с неудавшейся затеей.

В биографии же Илейки Муромца его поведение во время казни - заключительный и яркий штрих.

43 Другим событием, приуроченным к моменту после победы под Брянском и тотчас вслед за расправой над Илейкой, явилась свадьба царя Василия Шуйского, датированная в разрядных записях 17 января 1608 г. (С. А. Б е л о к у р о в. Разрядные записи, стр. 174, 175 и 249), а в Рукописи Филарета - 14 января (Рукопись Филарета, стр. 276). Карамзин считал «первое показание вероятнее, ибо 14 генваря в сем году было в четверток, а 17 в воскресенье» (Н. М. К а р а м з и н. История государства Российского, т. XII, примеч. 163).

В течение года, между плаваниями, он жил в Астрахани у местного стрельца по имени Харитон. Позднее плавал на торговом судне в Нижний Новгород , и на стрелецком - на Терек . Там он нанялся в стрелецкий приказ и участвовал в походе на Тарки , бывшем в том же 1604 году , а по возвращении продался в холопы к боярскому сыну Григорию Елагину.

Казачество

Будущий самозванец не отличался постоянством. Пытаясь обеспечить себе сытное и безбедное существование, он постоянно менял хозяев. Прожив год на подворье у Елагина, Илейко вновь бежал и по собственным словам

Начало карьеры в роли самозванца

В дальнейшем предполагалось либо вернуться с добычей на Терек, либо окончательно остаться в Персии .

Однако, с этого момента начались трудности. В погоню за восставшими казаками отправился от Казани боярин Федор Шереметев. У воеводы было достаточно войско, чтобы разгромить отряд, но казаков выручило прибытие из Москвы от Дмитрия самозванца вестника по имени Третьяк Юрлов-Плещеев с грамотой, приказывавшей казакам «итти к Москве наспех». Но под Свияжском казаков настигла весть о гибели самозванца. Войско по сути дела оказалось в западне - между Москвой, присягнувшей Василию Шуйскому и наступавшим с Юга Шереметевым. Но казаков еще раз выручил речистый Плещеев, который сумел убедить казанского воеводу, что казаки готовы подчиниться, выдать самозванца и присягнуть новому царю. На деле, отряд сумел ночью пробраться мимо казанских пристаней и уйти к Самаре. Спустившись далее к Камышинке, притоку Волги, казаки воспользовались Переволокой и наконец оказались на Дону , где в одной из станиц самозванец провел следующие несколько месяцев.

В это время в гражданской войне наступает затишье, новый царь, пытаясь умиротворить донцов, 16 июля года посылает к ним сына боярского Молвянинова, а вместе с ним - 1000 рублей денежного жалованья, 1000 фунтов пороха и 1000 фунтов свинца.

В дальнейшем самозванец, вместе с сопровождавшим его казачьим отрядом некоторое время прожил в Монастыревском городке под Азовом , а затем отплыл на Северский Донец на стругах .

История «чудесного спасения»

Легенда о «царском происхождении», сочиненная для правдоподобия Илейкой, была проста, наивна и полностью выдавала своё происхождение от народных сказок и притч. Если верить ему, царица Ирина родила на самом деле сына Петра, но опасаясь козней брата , подменила его девочкой по имени Феодосия , которая вскорости скончалась. Настоящего же наследника отдали на воспитание некоей вдове. Надо заметить, что самозванец воспользовался ходившем в то время слухом о подмене.

Илейко никогда не упоминал, каким образом он узнал о своем «царском происхождении», его дальнейший рассказ продолжался с того момента, когда позврослевший царевич ушёл в Астрахань, чтобы «поверстаться в казаки», и как следует из записи Сапеги, жил там течение нескольких месяцев у некоего неназванного благодетеля. У самозванца был резон скрывать перед поляками имя казака Харитона - болотниковцев в Польше не жаловали, и рассчитывать на помощь им было нечего.

В дальнейшем, утверждал самозванец, он узнал о воцарении своего «дяди» Дмитрия, и решил пробраться к нему в Москву. Для начала он послал «дяде» грамоту, раскрыв в ней свое «подлинное имя и происхождение» и получил в ответ приглашение прибыть в Кремль и там уже доказать свои слова. Далее самозванцу якобы удалось уговорить некоего купца по прозвищу Козел взять его с собой, а чтобы окончательно убедить сомневавшегося, «открыть ему свое царское имя».

В Москву, по собственным уверениям, он прибыл на следующий день после гибели Лжедмитрия (18 мая 1606 года) и затем четыре месяца прожил «у мясника Ивана на Покровской улице». Дальнейшая его биография поправкам не подвергалась, она хорошо прослеживается по сохранившимся документам.

Во главе мятежа

Стоит напомнить, что в средневековом народном сознании, государство невозможно без царя; вопрос лишь стоял, чтобы царь этот был праведен и в достаточной мере заботился о своих подданых, он должен был заменить на престоле «лукавого» царя, самозванца, посаженного на трон изменниками-боярами. Таким образом, поднять народ против Шуйского можно было только противопоставив ему нового Лжедмитрия, а за его временным отсутствием - «царевича Петра».

О самозванце вспомнил вновь путивльский воевода Григорий Шаховской, когда пытаясь поднять город на борьбу против царя Василия он неоднократно утверждал, что в Путивль в скором времени прибудет «чудом спасшийся царь Димитрий с большим войском». В конечном итоге, как и следовало ожидать, его словам перестали верить, и Шаховскому ничего не оставалось, как обратиться с грамотой «от князя Григория Шаховского да ото путивлцов ото всех» к самозваному Петру Федоровичу, в надежде на то, что он сможет поднять терских и волжских казаков, чья помощь была необходима партии противников Василия, чтобы выстоять против мощной коалиции местных же дворян, оставшихся ему верными.

Вместе с «воровским царевичем» , как его именуют документы того времени, в Путивль в начале ноября года вступило войско из нескольких тысяч терских и волжских казаков, позднее к ним присоединились запорожцы. Казаки, пользуясь тем, что за ними стояла реальная воинская сила практически захватили в городе власть, и прежнему руководству пришлось с этим смириться.

Несмотря на мирное вступление в Путивль, лже-царевич Петр вскоре натолкнулся на активное сопротивление духовенства и знати. В отличие от Лжедмитрия I, человека воспитанного и образованного в дворянской среде, лже-Петр всем своим видом, речью и манерами выдавал свое простонародное происхождение, в результате чего ему было исключительно трудно удерживать в повиновении дворянство, тем более, что многие их «служилых людей» узнавали в придворных нового самозванца своих бывших холопов , среди них назывался казак Василий, бывший холоп князя Трубецкого; да и сам «царевич» служил когда-то под началом Василия Черкасского, в то время находившегося в путивльской тюрьме. В результате всего вышеперечисленного, после вступления в город, самозванец развязал против знати жестокий террор. По свидетельствам Разрядных книг того времени:

Эти сведения подтверждаются также летописью:

Среди прочего лже-царевич возродил любимую Иваном Грозным «медвежью забаву», когда пленных дворян травили в загородке медведями, или зашив в медвежьи шкуры, спускали на них собак.

Среди погибших в Разрядных книгах называются имена боярина князя Василия Черкасского, царского посланника ясельничего Андрея Воейкова, воевод - князей Андрея Ростовского и Юрия Приимкова-Ростовского, Гаврилы Коркодинова, Бутурлиных, Никиты Измайлова, Алексея Плещеева, Михаила Пушкина, Ивана Ловчикова, Петра Юшкова, Федора Бартенева, Языкова и других.

Не меньше страдало от него непокорное духовенство. Так игумен Дионисий, выйдя к народу с чудотворной иконой пытался убедить горожан, что Илейко «вор и самозванец», но в результате поплатился жизнью. Оставшиеся в живых монахи писали в челобитной на имя царя:

Политика самозванца

Стоит напомнить, что в это время в народном сознании царская власть воспринималась как единственно легитимная и возможная в государстве, и вопрос стоял лишь о том, чтобы заменить «лукавого» царя подлинным, «праведным», заботящимся о своих подданых. В сознаннии масс также естественным было, что царя окружает знать, и ему помогает в решениях Боярская дума, а также то, что царь не только наказывает за измену, но и награждает за преданность.

Потому не стоит удивляться, что Илейко, расправляясь с мятежной знатью, все же старается окружить себя аристократами, и также образует собственную Боярскую думу, в которую входят среди прочих князья Андрей Телятевский, Григорий Шаховской, Мосальские и др. Представители знати стояли во главе отрядов повстанческих войск, другое дело, что их роль часто была номинальной, в то время как подлинную власть сохраняли в своих руках казачьи атаманы. Более того, как полновластный царевич, Илейко пользуется правом жалования земли и наград, чем также удерживает возле себя знать. Этот момент нашел отражение в частности, в челобитной на имя царя от мценских детей боярских Сухотиных, жаловавшихся на то, что «отца нашего вор Петрушка убил, а поместейцо, твое царское жалованье, у вора у Петрушки было в раздачи…»

В то же время самозванец пытается завязать отношения с Польшей, как видно, памятуя о помощи, которую поляки оказали первому самозванцу. В Польшу было отправлены послы, но им удалось добраться только до Киева . Король Сигизмунд не торопился ввязываться в авантюру с более чем неясным исходом.

Для поднятия воинского духа на нисходяшем витке восстания жизненно необходимо было «предъявить» рядовым участникам воскресшего царя Димитрия. Об этом неоднократно писал в Польшу сам Болотников, обещая, по словам Конрада Буссова «передать его величеству города, отвоеванные именем Димитрия», и наконец, по его же свидетельству, отчаявшись получить положительный ответ, прямо советовал полякам подготовить нового самозванца.

Разыскать и привезти с собой «дядю», а заодно навербовать наемное войско для болотниковцев берется «царевич Петр». В декабре 1606 года он отправляется в Белоруссию. О его визите сохранилось донесение королю, подписанное оршанским старостой Андреем Сапегой, сообщившим, что самозванец прибыл 6 декабря 1606 года и вплоть до 20 декабря обретался в Копыси, в Максимовичской волости, неподалеку от города Витебска. Местными властями «царевичу Петру» было дано разрешение беспрепятственно передвигаться по польской территории и вступать в переговоры с поддаными короля. Предполагается, что именно в это время в Белоруссии начались активные поиски нового самозванца на роль «царя Димитрия», которым выступил в конечном итоге «Матюшка Веревкин» - Лжедмитрий II. Стоит заметить, что в поездке Илейку сопровождали шляхтичи Зенович и Сенкевич, в недалеком будущем именно пан Зенович станет сопровождать Лжедмитрия II до московского рубежа. Но так или иначе, кандидатура нового самозванца еще не была найдена, а Илейко не мог ждать, т.к. до Польши дошли известия о сокрушительном разгроме болотниковцев. В конце декабря 1606 года самозванец спешно возвращается в Путивль.

Военачальник Ивана Болотникова

Из Путивля войска лже-царевича отправились на Северскую Украину, поднимать народ в поддержку «царя Дмитрия Ивановича» и «царевича Петра Федоровича», везде поддерживаемые податным населением, при яростном сопротивлении дворянства и духовенства.

Первым на пути Илейки Муромца встал город Царев-Борисов, в котором воеводой был люто ненавидимый казаками боярин Михаил Сабуров. Город был хорошо укреплен, снабжен одним из сильнейших гарнизонов на южной границе и вооружен по последнему слову тогдашней техники. Но Сабурову не удалось удержать в повиновении городских стрельцов и казаков. Вмешательство духовенства не спасло положения, город был взят, воевода Сабуров и князь Приимков-Ростоцкий подверглись казни.

По воспоминаниям монаха Иова

На это время приходится пик влияния и побед лже-царевича. В дальнейшем он пошел к Туле на соединение с войсками Ивана Болотникова , чтобы вместе с ним предпринять новое наступление на Москву . В феврале 1607 года он послал одного из своих военачальников, князя Мосальского, на выручку гарнизону Калуги , осажденному царскими войсками. Но «воры» были наголову разбиты в сражении.

Впрочем, в мае того же года Илейко повторил попытку, и на сей раз Андрей Телятевский наголову разбил отряд Бориса Татева, пытавшегося преградить ему дорогу, чем немало содействовал окончательному освобождению Калуги из осадного кольца.

Чтобы не допустить подхода повстанческих войск в Москве, царь Василий Шуйский 21 мая 1607 г. во главе отборных отрядов сам выступил наперерез соединенным войскам Болотникова и Муромца. Казачьи сотни «царевича Петра» атаковали передовой отряд под командованием Ивана Голицына у реки Восмы неподалеку от Каширы . Сражение произошло 5 июня 1607 г.

В начале казалось, что перевес находится в руках казаков, беспрепятственно переправившись через реку, они сумели закрепиться в овраге на другом берегу, откуда осыпали царские войска градом пуль. Атаковавший их рязанский дворянский полк вынужден был отступить, но исход сражения решило предательство дворянина Прокофия Ляпунова, переметнувшегося вместе со своим отрядом тяжелой конницы на сторону царских войск. Казаки не выдержали удара в тыл, и обратились в бегство. В этом сражении полег цвет армии «Петра Федоровича» - донские, терские и волжские казачьи сотни, а также казаки из Путивля и Рыльска . Таким образом, конец «царевича Петра» был предрешен.

«Царевич Петр» во время «тульского сидения»

На правом, заболоченном берегу была сооружена дамба размером «с полверсты», которая должна была во время осеннего паводка не позволить реке разлиться по низменности, но вызвать резкий подъем уровня воды.

Действительно, осенний паводок полностью отрезал город от внешнего мира, превратив его в заболоченный остров посреди полностью залитой водой равнины. В городе начались болезни и голод, единственной надеждой осажденных оставалось войско Лжедмитрия II , который, однако, не спешил идти на помощь. Чтобы оказать давление на лжецаря, князь Григорий Шаховской, с самого начала поддерживавший с ним связь, был заключен в тульскую тюрьму до самого «подхода царя Димитрия». От Ивана Болотникова все решительней требовали рассказать правду о «царе», чье возвращение тот неоднократно обещал. Ответ Болотникова звучал так:

Подобный ответ не мог не вызвать разочарования, усилилось влияние тех, кто готов был открыть ворота царским войскам, чтобы выдав зачинщиков мятежа, выторговать для себя сохранение жизни и достояния.

Надо сказать, что Иван Болотников и «царевич Петр» сами начали переговоры с Василием Шуйским , предлагая ему открыть ворота взамен на сохранение жизни, в противном случае угрожая, что осада затянется до тех пор, пока жив хоть один человек из крепостного гарнизона. Подобное обещание царем было дано.

Со своей стороны «осадные люди» прислали царю Борису посольство, «бити челом и вину свою приносить, чтоб их пожаловал, вину им отдал, и оне вора Петрушку, Ивашка Болотникова и их воров изменников отдадут ».

Действительно, вступивший в город